Я спешу за счастьем
Шрифт:
К Ягодкину подошел прораб и что-то сказал ему, показав на леса.
— Дотащишь? — спросил инженер.
— Запросто, — ответил я. — На руках.
— До весны не садись за руль, — предупредил Ягодкин. — Шею свернешь. И приведи машину в порядок.
— А как же, — сказал я. — Будет бегать, как новенькая. Ягодкин ушел. Вместе с прорабом. У них свои дела. Я смотрел инженеру вслед и все еще не верил, что мотоцикл принадлежит мне. Вот сейчас Ягодкин обернется и скажет, что пошутил. Но инженер не обернулся и ничего больше не сказал. Он уже забыл про мотоцикл. Он спешил на леса. Там что-нибудь заело. Ко мне
— Много отдал? — спросил он, гнусно подмигнув.
— Чего отдал? — не понял я.
— Не крути вола, — сказал Соколов. — Сколько, говорю, монет отдал за эту калабуду?
— Ни одной, — ответил я.
— Не крути вола… Я же по-хорошему.
— Подарил, — сказал я.
Соколов раскрыл рот и уставился на меня. Глаза у него были пустые, невыразительные. Наверное, поэтому ему всякий раз, когда нужно удивляться, приходится рот раскрывать.
— Даром? — почему-то шепотом спросил он, захлопнув свою коробку.
— Чтоб мне провалиться, — сказал я.
Соколов обошел мотоцикл вокруг, положил руку на руль.
— Тысчонки три стоит, — сказал он. — А то и побольше… На кого нарвешься. Ты ему родственник? Племяш?
— Знакомый, — сказал я.
— Шутишь, — заулыбался завскладом. — Племяш. У вас носы в аккурат одинаковы.
Мне надоело смотреть на его завистливую рожу. Я вытащил ключ из фары и положил в карман.
— Отойди-ка, дядя, — сказал я. — Покачу помаленьку.
— Кто же даром такие вещи отдает? — заволновался Соколов. — Ты мне, понимаешь, не заливай!
— Зацеплю, — сказал я, сдвигая мотоцикл с места.
Машина была тяжелая. Масло в ступицах загустело, и колеса с трудом проворачивались. Но мне не терпелось поскорее вывести мотоцикл с территории склада. Соколов шел рядом с таким видом, будто увозили его собственный мотоцикл. Он совсем расстроился, узнав, что я не племяш Ягодкина, хотя у нас и носы в аккурат одинаковые.
— Какое три… — бубнил он. — Все четыре дадут. Только вывези на барахолку.
— Не повезу, — сказал я. — Сам буду ездить.
Завскладом выбежал вперед и, расставив руки, загородил дорогу.
— Права есть? — спросил он.
— А ты кто, милиционер? — стал злиться я. — Отойди, зацеплю…
Соколов отскочил в сторону, потому что я двинул мотоцикл прямо на него. Выбравшись на улицу, я облегченно вздохнул. Но тут снова подскочил Соколов.
— Даром я тебе новые свечи дал? — сказал он. — Гони валюту!
— Сколько?
Соколов нахмурил лоб, прикидывая, сколько содрать с меня. И прикинул!
— Сотенную, — сказал он.
На улице мне было гораздо проще разговаривать с ним. На улице Соколов был для меня обыкновенным прохожим, а не завскладом.
— Управляющий где тут у вас! — спросил я, прислоняя мотоцикл к стене дома.
— Давай полсотни — и езжай себе…
Дал бы я ему эту несчастную полсотню, но у меня, как назло, денег с собой не было, а потом очень уж противная личность был этот Соколов. Жулик насквозь, и даже глубже. Это он свечи вывинтил из цилиндров и загнал шоферам. И насос хотел загнать.
— Пойдем в контору, — решительно сказал я. — Там рассчитаемся… По закону.
— Черт… двери-то я не запер, — вдруг вспомнил Соколов. — А народ такой… Из глаз нос утащат.
Он ушел и больше не появлялся. Я стал раздумывать: куда мотоцикл
Я покатил мотоцикл в техникум.
Климыч не стал возражать. Он молча осмотрел мотоцикл, потрогал вмятины и, покачав головой, изрек:
— Хозяйский глаз — это не фунт изюма…
Значит, дела моего мотоцикла действительно были плохи.
— Загонять? — спросил я, кивнув на дверь в мастерскую.
— Не бросать же на улице? — сказал Климыч. — Это машина, а не…
— Фунт изюму! — обрадованно закончил я.
В мастерской еще копошились у верстаков ребята — энтузиасты слесарного дела.
Они помогли втащить мотоцикл.
— Твой? — спросил Климыч.
— Инженер подарил, — сказал я. — Знакомый.
Климыч не удивился, не то что тот завскладом. Сказал только, что мотоцикл нужно весь до последнего винтика разобрать и привести в божеский вид. Ржавчины воз. А бак, крылья можно легко выправить. И подножки новые сделать. И спицы.
— Я сейчас! — обрадовался я.
— Всякому овощу свое время, — изрек Климыч. — Научись сначала напильник в руках держать… Металл — это тебе не хозяйственное мыло.
— Металл — это железо, — ввернул кто-то из ребят, подмигнув мне.
— Пускай себе стоит, — сказал Климыч. — Придумаем что-нибудь.
— А колеса? Сопреет резина.
— Колеса сними, — сказал Климыч.
На дворе зима. Конец января. Все равно ездить на мотоцикле нельзя, и я пошел в городскую техническую библиотеку за литературой. Мне подобрали несколько нужных книжек, в ГАИ выпросил у автоинспектора брошюру с правилами уличного движения. На три дня. И плотно засел за теорию. Читал книжки про мотоцикл с удовольствием. Оказывается, первый мотоцикл изобрели еще при царе Горохе. В конце девятнадцатого века. Мотоциклы бывают двухи четырехтактные. Мой был четырехтактным с карданным валом. Скорость мог развивать до ста километров. И даже больше, если постараться.
Теперь я не мог дождаться производственной учебы. Я уже умел вытачивать кое-какие детали: мотоцикл стал для меня наглядным пособием. Он стоял на двух чурбаках, а колеса лежали под моим верстаком. Инструмента к машине не было никакого (Соколов спер), и я решил сам выпилить все ключи. Уроки Климыча здорово пригодились! Но старый мастер во время занятий запретил мне заниматься мотоциклом.
— Инструмент — штука нужная, — сказал он, — но программа есть программа… Одна для всех.
Делать было нечего. До звонка я «выполнял программу», а потом оставался в мастерской и вытачивал ключи. Вернее, ключ. Что-то туго продвигалось у меня это дело. Я работал до вечера: металлическая пыль вихрем летела из-под напильника, с носа капал пот, и все же к шести часам второго дня я еще не сделал этот дурацкий ключ. А их нужно было сделать штук десять. И еще уйму других инструментов. Климыч все это время занимался своими делами и не обращал на меня внимания. В шесть часов он снял с гвоздя шинель; пора было очистить мастерскую. Признаться, хотя я и устал, уходить не хотелось. Климыч повертел в руках мой многострадальный ключ, поморщился: