Я — Спок
Шрифт:
В моем случае я обнаружил, что вскоре стал подвержен внезапным вспышкам эмоций. Иногда я предчувствовал их появление и прятался в укромном уголке, пока буря не проходила. Однажды на меня нашло, когда я обсуждал сценарий с Джином Родденберри в его офисе.
Я помню, что сказал ему что-то вроде:
— ОК, Джин, тут на странице 52 Спок участвует в драке, но я думаю, что он нашел бы способ обойтись без всякого насилия…
А Джин, облаченный в свой обычный свитер и мятые слаксы, хмуро ответил, глядя в собственную копию сценария:
— Да ладно, Леонард,
— Ну, если ты подумаешь об этом, Джин, то, возможно, удастся найти способ перейти к активным действиям без мордобоя…
— Леонард, в теории я совершенно с тобой согласен, но времени-то нет! Студия и так дышит мне в затылок. У меня осталось всего два дня, чтоб закончить уже следующий сценарий!
— Не нужно ничего глобально переделывать. Но Споку, чтобы применить силу, потребовалась бы гораздо более сильная мотивация! Я уверен, ты мог бы…
— Леонард, ради всего святого, я же тебе сказал…
— Джин, успокойся. Я не пытаюсь осложнить тебе жизнь, я просто прошу…
Ну, вы поняли. Джин уперся, я напрягся, мы наговорили лишнего.
И вдруг меня захлестнуло чувство отчаяния, выходящее далеко за рамки этого конкретного разговора о сценарии. Истощение, стресс и все часы, проведенные в шкуре вулканца, наконец, меня настигли — и я обнаружил, что изо всех сил пытаюсь сдержать слезы, настолько мощная волна эмоций на меня обрушилась.
Моя «вулканская подготовка» позволила мне сохранить хоть какой-то контроль. Я поднялся и хрипло сказал: «Прости, Джин, но мне нужно идти».
По тени удивления на его лице мне было ясно, что он увидел, что я на грани рыданий. Чтобы спасти нас обоих от неловкой ситуации, я поспешил прочь, прямо к себе в артистическую, и оставался там, пока буря не миновала.
Спок вторгся даже в мою личную жизнь. У меня уходили почти все выходные, чтобы расслабиться и «девулканизироваться» до такой степени, чтоб начать свободно выражать чувства. И к этому времени практически наступало утро понедельника.
ЖЕНА: Милый, чем бы ты хотел заняться на выходных?
МУЖ: Чем-нибудь спокойным. В остальном предпочтений у меня нет.
ЖЕНА: Почему бы нам не сходить в кино?
МУЖ: Было бы превосходно. Что ты хочешь посмотреть?
ЖЕНА: Ну, не то, чтоб там шло что-нибудь, что мне было бы и правда интересно…
МУЖ: Тогда отправляться в кино нелогично. Нам нужно рассмотреть альтернативы.
ЖЕНА: Леонард… ты опять!
МУЖ: Что опять?
ЖЕНА: Говоришь, как Спок!
«Время обнажения» было седьмой серией, которую мы сняли, примерно через четыре или пять недель после «рождения» Спока в «Корбомите». Но я включаю ее сюда, поскольку он был для вулканца определяющей серией, той, после которой мне — и зрителям — окончательно стало ясно, кто такой Спок. В каком-то смысле, она завершила превращение, которое началось с той самой фразы: «Поразительно…»
«Время обнажения» также ознаменовалось моим первым серьезным
Серия была создана нашим очередным продюсером, Джоном Д.Ф.Блэком, который выступил с весьма интригующей идеей, позволявшей развить внутренний мир персонажей и дать им действительно предстать вживую перед зрителями. Все, знакомые с сериалом, вероятно, вспомнят этот эпизод, ведь он до сих пор популярен у фанатов. Задумка была такова: команда «Энтерпрайза» оказывается зараженной вирусом, который устраняет внутренние ограничения и позволяет проявиться «тайной сущности». Например, Сулу буянил по всему кораблю со шпагой наперевес (и, как выяснилось, Джордж Такей на самом деле втайне мечтал быть Эрролом Флинном, и мы не могли заставить его угомониться, когда камеры выключились).
Это была великолепная идея. Но в моем случае оригинальный черновик Джона концентрировался исключительно на смешном и легкомысленном. Предполагалось, что Спок выходит из турболифта в коридор, где к нему пристает кто-то из команды и пририсовывает вулканцу усы. Далее Спок разражается слезами и, пошатываясь, удаляется по коридору.
Это была забавная сценка, зрелищная и оригинальная. Но она меня ужасно беспокоила. К тому времени я достаточно хорошо познакомился со Споком, чтобы знать, что чувство собственного достоинства было важнейшей частью личности вулканца. Инцидент с рисованием казался мне бессмысленным унижением его достоинства — и противоречил всему, что я о нем знал. По собственным ощущениям я был уверен, что Спок никогда не позволил бы себе разрыдаться в присутствии этого члена команды, он сохранял бы самоконтроль любой ценой и не позволил бы барьерам пасть, покуда не нашел места, где мог бы остаться в одиночестве.
Я изложил вышеупомянутые сомнения Джону, и он согласился переписать сцену в том ключе, что Спок сражается с эффектами вируса, а затем спешит в пустую комнату, где борется за то, чтоб вернуть самоконтроль.
Ну, вы должны понять, что у сценаристов-продюсеров телевизионного сериала чрезвычайно тяжелая работа. Они вечно крутятся как белки в колесе. Как только они вытаскивают из пишущей машинки последнюю страницу сценария, кто-нибудь приходит и говорит: «Тут проблема со вторым актом, сценарий надо полностью переписать». Разумеется, предполагается, что к этому времени они работают уже над следующим сценарием, без всякой возможности сделать паузу и перевести дыхание, так что они совсем не рады, когда актеры не позволяют им закончить работу.
«Ни за что, — категорически сказал Джон. — У нас совершенно нет времени, Леонард. Просто сыграй так, как написано».
Но к тому времени вулканец уже стоял за моим плечом, и я был непоколебим в решимости не дать умалить его достоинство просто ради мимолетной шутки. И, что настолько же важно, я чувствовал, что мы можем упустить шанс показать что-то большее.
Так что я пошел к Джину Родденберри. Джин выслушал меня очень вдумчиво и сказал: «Ты прав. Это правда не подходит к характеру Спока. Не волнуйся, я разберусь».