Я стану твоим врагом
Шрифт:
Судьба подбрасывала ей испытания одно за другим, и Марион не знала, хватит ли у неё сил победить в бесконечной борьбе. Будто недостаточно было того, что она потеряла Магнуса! Будто недостаточно свалившихся на неё проблем, вражды с Ликонтом и внезапного помешательства Северины, решившей покончить с верной многолетней службой и отправить её на вражескую территорию, чтобы навсегда избавиться от непростой ситуации, сложившейся вокруг фаворитки — а уж в том, что вернуться в Аверон в ближайшие несколько лет ей не удастся, Марион не сомневалась. И вот теперь — друг семьи, почти родственник,
Михаэль поедет вместе с ней, это решено. Марион знала, что такое жизнь при монастырях, куда отправляли отроков влиятельные родители в подобных случаях. Нет. Довольно. Из-за проклятой войны, проклятой службы и проклятой императрицы она потеряла почти десять лет драгоценной жизни её сына. Её не было рядом, когда он болел и нуждался в ней, когда он радовался своим успехам, когда звал, проснувшись с криком от ночных кошмаров. Довольно, довольно! Её мальчик остался сейчас совсем один, и не было рядом никого, кто помог бы пережить горе — сэра Кеннета Михо считал почти дедушкой, и потеря его была значительной для детского сердца.
Валлия — не самое лучшее место для того, чтобы растить ребенка, но Михо скоро станет совсем взрослым… ещё всего семь лет — и он войдет в права наследия замка и земель Синих баронов. Тогда она сможет отпустить его, позволить жить самому. А до тех пор… её мальчик нуждался в ней, её ласке и заботе, защите и любви. Он поедет с ней, это решено.
И если ублюдок Ликонт только попробует косо взглянуть в сторону Михаэля, только попробует…
Марион остановила коня, гаркнула команду, выстраивая воинов по обе стороны городских ворот, отъехала, пропуская делегацию через подвесной мост.
Почетный караул отдал честь валлийским гостям, отсалютовав бывшим врагам копьями, и ехавший чуть позади крон-принца герцог придержал коня, останавливаясь напротив неё.
— До встречи в Галагате, леди Марион, — Нестор удерживал поводья левой рукой, позволяя складкам плаща скрыть то, что осталось от правой. — Я буду ждать вас с большим нетерпением.
Шлем скрывал половину её лица, но Нестор увидел, как дрогнули её губы. Поняла…
Поняла, кто уговорил Северину спровадить буйную воительницу подальше от реннского двора. Поняла, кто спланировал свою партию на много ходов вперед, поняла…
Ведьма промолчала.
Ликонт жестко усмехнулся — одними губами — и чуть нагнулся вперед, внимательно рассматривая аверонскую вязь на капитанском шлеме воительницы. Сегодня был последний день её службы, последний раз, когда она одевала капитанский доспех. Догадывался ли об этом Ликонт, Марион не знала — и уже не хотела знать, не желая думать именно сейчас о том, что ещё приготовил ей ненавистный генерал.
— Знаменитая реннская сталь, — герцог качнул головой, вновь выпрямляясь в седле. — Сталь — крепкий металл, леди Марион. Она ломается, но не гнется.
Нестор тронул поводья, догоняя крон-принца. Ехавший впереди, сразу за принцем Орестом Януш оглянулся, выискивая Марион глазами среди рядов закованных в латы воинов, и тотчас отвернулся, когда патрон подъехал к ним.
Валлийская делегация проехала подвесной мост, и любопытствующие горожане,
Часть 2. Эпидемия
Он встряхнул колбу, перемешивая споры плесени и питательную среду, и плотно закрыл колпачком. Приготовленной смеси хватило на пару десятков таких колбочек, настаивать которые приходилось в полной темноте — подвал его лаборатории как нельзя лучше подходил для этого.
Получение нового лекарства занимало долгих четырнадцать дней. Вначале следовало дождаться появления зеленовато-синей плесени на порченом хлебе или фрукте, затем пять дней настаивать отделенные споры в полной темноте, и ещё семь — в специальной смеси, разлитой по чистым колбам. Только после этого жидкость можно было фильтровать и быстро морозить, чтобы избежать повторного разложения уже готового лекарства. С заморозкой приходилось сложнее всего — Януш использовал для этого нижний подвал лаборатории, где на стенах выступала изморозь, а принесенная вода покрывалась ледяной коркой.
За годы войны Янушу приходилось встречаться с многочисленными случаями ампутаций конечностей и многочисленных заражений от, казалось бы, совершенно безвредных царапин, погубившей великое множество людей.
Он ничего не мог сделать, но каждый раз, бессильно наблюдая за тем, как мучился и умирал на его руках человек, ненавидел собственную беспомощность так сильно, что это не давало покоя даже во сне. Он начал опыты и эксперименты ещё тогда, в первый год войны, выкраивая драгоценные часы, минуты покоя, не давая отдыха уставшему мозгу, заставляя себя думать и искать решение.
Он давно применял в своей практике бальзамы, мази и настойки, созданные своими руками, обладающие удивительными целебными свойствами, и буквально ставившие безнадежных больных на ноги. Давно, ещё до знакомства с Ликонтом, когда приходилось перебиваться от заработка к заработку, за Янушем закрепилось опасное прозвище — колдун. Будь он чуть более известен, гнить бы ему до конца дней в королевских тюрьмах за подобную славу, а ещё больше — за свои страшные опыты и их невероятные результаты. Да, пожалуй, обвинения в колдовстве Януш боялся больше, чем какой-нибудь суеверный простолюдин из глухой деревушки. Там местная власть может отправить за подобное на костёр — официально запрещенный вид казни, но по-прежнему популярный на окраинах дикого королевства — а здесь, в столице, его ждала либо позорная казнь на площади через повешение, либо пожизненное заключение.
Герцог оказался начисто лишен подобных предрассудков. Янушу несказанно повезло — прознав о его экспериментах и постоянных поисках лекарства, Нестор отвел ему целую лабораторию в подвалах фамильного замка, снабдил всем необходимым, обеспечил условия, о которых лекарь и мечтать не мог. Среди слуг, конечно, поползли нехорошие слухи о колдовских опытах, черной магии и продаже души Клеветнику, но постоянная нужда в его лекарских услугах и непререкаемый авторитет самого герцога закрывали рты самым отъявленным сплетникам. Слухи не выходили за пределы замка Ликонтов, и Януш был только рад этому.