Я тебе больно

Маар Чарли

От ударов у меня начинает ломить конечности, но я не прекращаю наносить удары.

— Разве можно быть таким холодным и безразличным?! Ваши родители точно ваши? Где же ваша проклятая человечность?! В какую игру вы решили сыграть?!

— Господи, успокойся, Настя! — схватив мои руки, он фиксирует их над моей головой, вжав в меня в стенку кабины и навалившись на меня всем телом.

— Вы не имеете права ожидать от меня другой реакции! Немедленно меня отпустите!

— Да не ожидаю я другой

реакции! Успокойся, я виноват! — он наклоняется, отчего горячее дыхание касается моих губ, а синие глаза оказываются так близко.

Из-за слёз синева расплывается, но я всё равно смотрю в глубокое лазурное небо, вдыхая запах духов, который уже, кажется, стал для меня чем-то обыденным, тем, что я привыкла чувствовать каждый день, и дышать этим, как кислородом.

— Я думала, что вы погибли, — выдыхаю с шумом, проглатывая слёзы.

— Прости меня. Я виноват. Мне нужно было предупредить. Я не подумал, Насть. Это было глупо и жестоко с моей стороны.

Мы стоим в такой позе, замерев и глядя друг на друга. Мои руки всё ещё зажаты сверху, его тело жмётся к моему. Тяжело вздымающаяся грудь касается его груди.

— Что мне с тобой делать, Настя? — неожиданно хриплым шёпотом спрашивает Багримов.

Затем его ладони отпускают мои запястья и обхватывают лицо, большие пальцы чуть нажимают на скулы.

— Что мне с тобой делать? — повторяет вопрос. — Я не герой романа. Я тебе больно... только сделаю.

Глава 49

Глава 49

Асти

Я тебе больно...

Как на повторе в моей голове звучат его слова.

Лифт издаёт характерный сигнал, и двери открываются на нашем этаже. Это немного приводит в чувства.

— А я вас... ни о чём и не просила, Марсель Рустамович. Мне ничего не нужно, — выдавливаю из себя, затем, воспользовавшись тем, что недалеко от открытых дверей лифта начинают звучать голоса, я проскальзываю под рукой Багримова и выбегаю из кабины, тут же направившись в сторону туалета.

Ноги дрожат. Не знаю, как мне удаётся дойти до уборной, не рухнув при этом прямо посреди коридора. Руки ломят от того, как я сильно лупила по каменной груди Багримова. Но самое ужасное — всё моё поведение сегодня Марсель Рустамович принял как признание в том, что он мне нравится. И его ответ на это можно перевести, как "мне нечего предложить тебе взамен".

"Ну, не ожидала же ты, Насть,

что он скажет что-то другое?"

Я просто идиотка.

Почему меня так понесло? Я должна была сдержаться, в конце концов. Должна была спокойно подняться в офис, не предъявляя ему никаких претензий.

В туалете я какое-то время стою возле раковины, сунув руки под поток прохладной воды, и смотрю на своё отражение, пытаясь решить, что лучше всего делать дальше.

Да, грубо говоря, вариантов не так уж много.

И мне уже надоело, что практически всегда это выбор между "остаться или уволиться".

Сильнее всего жалит осознание того, что мне действительно не плевать на этого человека. Настолько не плевать, что страх — больше никогда его не увидеть, вызвал сумасшедшую истерику и злость.

Значит, он в самом деле сильно мне нравится. Очень нравится.

Именно поэтому в голове периодически рождаются вопросы, почему он так не похож на своих родителей. Почему то, почему сё... Просто мой мозг пытается найти пути быть с ним. А для этого мне нужна уверенность в том, что он вообще способен быть с кем-то. Любить и уважать.

И вот он заявляет, что способен только больно мне сделать.

Я должна угомонить свои чувства. Держаться от него подальше. Не придумывать о нём лишнего. Того, чего никогда не будет.

Я не должна быть как те девушки, которые с самого начала убеждают себя в том, что что-то смогут изменить, что человек рядом с ними станет другим, затем они верят в собственную иллюзию, а когда она разрушается, осколки больно режут сердце.

Я ведь долго верила в то, что смогу повлиять на маму. Что рано или поздно она поймёт, какой отец подлец, и что ближе и дороже дочери у неё никого нет. Итог — они оба в могиле.

Поверить в то, что между мной и Багримовым может родиться что-то сильное и настоящее, настолько же глупо, как верить в способность бабника хранить верность.

Напоследок умыв лицо и стерев следы недавних слёз, я выключаю воду, выхожу из туалета и тут же упираюсь в Марселя Рустамовича, который стоит возле двери, привалившись плечом к стене и сложив руки на груди.

— В порядке? — спрашивает тихо.

Не знаю, насколько мне удалось взять своё состояние под контроль. Но его близость тут же выбивает из колеи. Хочется вжать голову в плечи и отойти подальше, чтобы снизить влияние этого мужчины на собственное тело и разум.

— Всё хорошо, Марсель Рустамович. Не беспокойтесь обо мне.

Багримов с шумом выталкивает воздух из лёгких.

— Нужно поговорить, Насть.

Я резко качаю головой.

Вот уж чего мне сейчас точно не нужно.

— Нет. Я точно в порядке. Просто... это был стресс. Я испугалась. И вела себя некорректно и неадекватно. Я прошу за это прощения.

— Ты ни в чём не виновата, и я хочу поговорить о другом.