Я тебе (не) верю
Шрифт:
Вот черт! Какого хрена организм решил подвести меня именно сейчас, в разгар спектаклей, когда моя карьера только-только начала подниматься в гору? Критики дали мне положительные отзывы и пророчили блестящую карьеру балерины, но станет ли все как прежде, если пропущу один спектакль?
– Ксюша, звонила Августина Кирилловна. Завтра ты даешь интервью, – сообщила мама. Я не сразу поняла, в какой момент папа покинул палату, а мы остались наедине с когда-то любимой родительницей. Ключевое слово «когда-то», ибо сейчас практически ничего не чувствую к
– Где?
– Здесь, в больнице.
«Вы с ума сошли?» – хотелось выкрикнуть в лицо.
Я и так ни черта не соображаю, да ещё и не в курсе, что со мной произошло, а тут интервью. Зачем оно мне? Рассказать репортерам о «великом» падении молодой примы на сцене? Знаете ли, не особо хочется делиться своим поражением и слабостью с посторонними людьми.
– Вы даже не спросили, хочу ли я давать интервью. Опять, – злюсь. Почему-то весть о замужестве казалась мне началом конца, интервью – серединой. Что меня ожидало в конце, в самой пропасти, из которой не выбраться?
– Запомни, дочка, – мама подошла близко к кровати и наклонилась, чтобы я смогла ее услышать, – пока ты недееспособная, права голоса у тебя нет. Это касается не только твоего замужества. Запомни эти слова надолго, они тебе пригодятся.
В этот момент она мало походила на любящую мать. На женщину, которая родила меня и воспитала, которая поддерживала и болела за мою любовь к балету больше, чем я сама.
В родных глазах видела далеко не любовь к своему чаду, а чистой воды расчёт, стратегию, которая не способна разрушиться или свернуть в ненужную сторону. От покрасневшего лица и грустных глаз, которые позволили заселиться маленькой надежде в моей душе, что хоть у кого-то в этой семье есть сердце, не осталось и следа.
Они продумали все до мелочей, до несуществующих изъянов, уничтожая их с корнем.
Мама не стала задерживаться в палате, просто ушла, пожелав скорейшего выздоровления. Заботливый тон и доброжелательное лицо я почти не заметила, окунувшись в собственные размышления.
Лежа в больнице, можно думать бесконечно и о чем угодно. О безграничности космоса, о взаимосвязи человека и окружающей среды. О смысле жизни. Но почему-то о последнем задумалась больше всего и не могла найти правильный ответ. Его не было.
Смысла моей жизни не было.
Поначалу я считала свою жизнь самой счастливой и прекрасной, пока она не засорилась чередой неприятных сцен, которые развернули мнение о близких людях на сто восемьдесят градусов. Все вокруг рушилось, как тщательно выстроенный карточный домик.
Подозревала ли, что мой мир так быстро канет в лету? Вряд ли. Оставалась лишь призрачная надежда, что родители одумаются, парень получит по заслугам или же вся Арама навсегда уйдет из моей жизни.
Хочется верить, что судьба расставит все по своим местам. Но что делать с балетом? Как мне быть сейчас? Что скажет Августина Кирилловна, когда приеду на репетицию после выписки?
Ничего. Пробьюсь.
Звание примы я выбила потом и кровью и сейчас не
Будни в больнице проходили довольно скучно и однообразно: еда, процедуры, сон. Зато я узнала у своего лечащего врача причину, по которой оказалась здесь.
Банальное переутомление сломило так не вовремя. Не случись со мной эмоционального всплеска в те дни, не вспомни я о разговоре с Ланой во время выступления, со мной было бы все хорошо. Моя жизнь оставалась бы счастливой и беззаботной.
День интервью наступил быстро. Лечащий врач едва согласился на это мероприятие, но лишняя пара тысяч долларов, предложенная моими родителями, сделала свое дело. Пришел всего один репортер и оператор с огромной камерой. Хорошо, что огромную пресс-конференцию не созвали. Парни довольно молодые, не зажатые, но и не наглые. По крайней мере, пока.
– Добрый день, Ксения. Смотрю, вы в добром здравии, – начал репортер.
– Я чувствую себя лучше, спасибо, – ответила вежливо парню. Сидеть на стуле долго я была не в состоянии – слабость сразу же давала о себе знать, поэтому пришлось лежать на кровати, как совсем больной пациентке. Выгляжу, наверное, не очень презентабельно, но ничего не поделаешь.
– Вас отравили? – вопрос задан в лоб, что поначалу обескуражило меня. Не привыкла я блистать перед камерами и раздавать интервью направо и налево.
– С чего вы взяли?
– В балете большая конкуренция. Насколько я знаю, танцовщицы пользуются любыми способами для устранения соперницы.
– Врач сказал, что у меня обычное переутомление, никто меня не травил, – ответила я, чуть улыбаясь в камеру.
– Похвально. Вы стали одной из самых молодых прим русского балета, – гордо произнес парень. – Почему решили так скоропостижно уйти?
Вопрос застал меня врасплох. Чувствую на себе две пары глаз, которые ждали ответ, только я буквально потеряла дар речи от прозвучавшего вопроса.
Решила уйти? Но я никому не говорила, что собиралась уходить. Нет, я вообще не собиралась уходить из балета. Это же глупо! Я станцевала лишь один спектакль, меня ждали еще сотни, даже тысячи подобных. Что за глупость они мне втюхивают?
– Откуда такая информация? – поинтересовалась настороженно у интервьюера.
– Директор театра подтвердил ваш уход после падения на сцене, объяснив это нездоровым состоянием.
Меня охватил ступор. Сказанные парнем слова не хотели воспроизводиться в голове. Это неправда! Нет, он врет! Однозначно врет! Эти журналюги спят и видят, как, застать собеседника врасплох.
Я не хотела верить словам парней, пока они не показали мне статью из их журнала. В этот момент казалось, что вся моя жизнь рухнула…
Только не это…
Что угодно, но не уход из балета…
Злость на окружающих тут же накрыла с головой. На родителей, на мужлана, на Лешу, на Лану, на Августину Кирилловну, на проклятого директора театра. На всех, кто по какой-то причине присутствовал в моей жизни.