Я тебе не враг
Шрифт:
Уже после того, как он убрал руку и снова взялся за нож с вилкой, я мысленно отругала себя: ну нельзя быть такой впечатлительной! Что на меня нашло?! Обычно я сухарь сухарём.
Разговор как-то сник, я испытывала неловкость, хотелось, чтобы Ледовский прогнал меня или сделал что-то такое, чтобы я перестала смотреть на него с придыханием. Ничем, кстати, не обоснованным. Я не какая-то там восторженная дурочка!
— Вы не вспомнили код от ячейки, Елизавета? — холодный тон хозяина дома мгновенно привёл меня в чувство.
Я
— Нет, Дмитрий Максимович! Совсем нет.
Я поджала губы.
— Кто вам сказал, что я вообще что-то об этом знаю?!
Повысить голос было ошибкой, но я поняла это слишком поздно. Не успела договорить, как приборы сердито звякнули о тарелку, а последняя чуть не подпрыгнула, силясь убежать от гнева хозяина.
Я боялась смотреть ему в лицо, видела только побелевшие костяшки пальцев, сжатых в кулаки. Хотелось провалиться во временной туннель и вынырнуть дома в спасительной тиши спальни.
— Не смейте мне перечить, Елизавета! — его слова падали на душу, как камни на голову одинокого путника, оказавшегося в бурю среди высоких скал. — Если я говорю, что знаю, значит, так и есть. И у меня пока нет причин не доверять источнику. А вам — сколько угодно.
Во время этой спокойной тирады я чувствовала, как волосы не только на голове, но и на руках поднимаются дыбом, но сидела спокойно, уткнувшись взглядом в тарелку.
— Разрешите мне подняться к себе, — произнесла я, сглатывая слюну.
— Нет!
— Я больше не хочу есть, — упрямилась я и отодвинула от себя тарелку, которую тут же убрали женские руки.
Прислуга вела себя так, словно ничего не случилось. Сколько здесь бывало «гостей», и куда они потом девались? Вряд ли их это заботит.
— Тогда сидите и ждите, пока я вас отпущу, — уже мирным тоном произнёс Ледовский, и я решилась взглянуть в его сторону.
Повернула голову, посмотрев исподлобья, и наши взгляды встретились.
В его глазах была бездна. Серая, непроглядная, затягивающая. И чем больше я в неё смотрела, тем сильнее терялась. Уже не хотелось спорить, перечить, потому как я не достучусь до дна его души. Если она у него есть.
Если я смогу не потеряться в ней, не сгинуть безвозвратно.
— Идите и думайте. Даю вам два дня, — произнёс он наконец.
— А что потом? — выдохнула я. — Я всего равно ничего не придумаю.
— Идите, Елизавета. Думайте, и я подумаю.
Дважды меня просить не пришлось. Я встала и направилась к двери, стараясь не оглядываться.
Спиной чувствовала его тяжёлый взгляд и шла медленно, борясь с желанием выбежать и припустить куда глаза глядят.
Но знала — это бесполезно. Я всё равно приду в его логово. В логово Чудовища, притворяющегося Рыцарем.
Глава 4
Ледовский
Про
Так вот: в моём случае это не так. Я просто хотел денег и сытой жизни.
И мести за то, что всё не получилось так, как планировал отец.
— Наконец, мы смогли заполучить поставщиков, — сказал он как-то, когда мои математические расчёты оказались верны. Похлопал по плечу, почти как равного. — И деньги прокрутить. Вяземский нашёл тех, кто качнёт чашу весов в нашу сторону. Мы получим расходники и сумеем наварить процентов пятьдесят.
Это был конец девяностых. Страна отходила от кризисов, казалось, впереди только лучшее.
А потом пошло-поехало. Так всегда бывает, когда слишком доверяешь ближнему кругу.
Отца предупреждали, но он не слушал. Вяземский был не только его партнёром, но и другом, а усомниться в друге — почти предательство. Они вместе начали с торговой палатки, а потом включились в продажу компьютерной техники. Тогда ещё никто не знал, что из этого вырастет.
— Всё как-то не так получилось. Ничего — справимся, — только и сказал постаревший отец после того, как вернулся с той роковой поездки и заперся в спальне.
Не справились. Грянул кризис девяносто восьмого, и мы не выплыли. В отличие от Вяземского и его шайки.
А теперь я смотрел на его дочь и видел просто милую девушку с длинным прямым носом и такими же вопросами. Прямыми, нетактичными, в них не было и капли кокетства. В её ответах на мои сложные вопросы.
Она казалась правдивой до неприличия. Открытой книгой с загнутой в самом конце страницей.
И всё же я ей не верил. Дочь своего отца, Елизавета такая же лживая, как и он. И так же натурально изображает неведение.
— Я здесь ни при чём, Дмитрий! Максим сам выбрал свою судьбу, не будь таким же слабым, как он, — стонал интриган на похоронах отца и пытался сунуть мне пачку зелёных. Весьма тонкую для его состояния. — Грех-то какой, самоубийство!
Тогда все вдруг стали рьяными верующими.
— Вы за это ответите, — произнёс я, кутаясь в пальто и так и не вынув рук из карманов. Мне до сих пор становится холодно, когда я вспоминаю тот день, а вспоминаю часто. Поводов для этого предостаточно. — И тоже потеряете всё.
Вслед неслась брань. Верующий сразу забыл о Боге и обратился к лексикону, привычному для его истинного хозяина. У таких угодливых и льстивых, хранящих нож за спиной, всегда есть хозяин.
Я поклялся, что у меня будет иначе. Я стану сам себе боссом и мерилом правоты.
«Кто вам сказал, что я вообще что-то об этом знаю?!»
Кто надо, девочка. Ближний круг твоего отца. Те самые милые люди, которые всегда предают первыми. И всегда не со зла, а из соображений «так будет для тебя лучше».