Я тебе верю
Шрифт:
– Я перестал ей звонить, а она буквально обрывала телефон, потом дважды приходила, норовила остаться ночью, я всеми правдами и неправдами уклонялся, она обижалась, и так продолжалось, пока не приехала мама. Тогда она стала спрашивать, почему я не познакомлю ее с матерью. Я ответил, что никогда не знакомлю своих девушек с мамой, и тут Лариса заявляет, что она не просто моя девушка, а невеста.
– Ну все, я больше не в состоянии это слушать! – решительно произнесла Галя.
– Не буду грузить тебя деталями. С того дня я просто залег на дно, как говорят в преступном мире. Вот и все.
– Бедный Кирюша, я тебе сочувствую, но и твоя вина здесь есть, не так ли?
– Послушай,
– Все, все, замнем для ясности, как говорится.
Они еще долго разговаривали за вкусным пирогом о себе, о Ласло, о планах на будущее.
Придя домой, Галина сразу же позвонила Ларисе – она не хотела переносить разговор на последующие дни, потому что вся эта история была ей отвратительна, и надо было поскорее сбросить с себя неприятный груз. Лариса знала, что Галя поехала к Кириллу, и потому, услышав ее голос, сразу же заявила, что через пять минут будет у нее. Галина категорически отвергла это предложение, сославшись на усталость, и на самом деле не лукавила – в результате напряженной посреднической деятельности, как она сообщила Ларисе, у нее разболелась голова и даже пирог оказался недостаточным утешением.
– Видишь ли, у меня вся жилетка мокрая, я больше не в состоянии обсуждать эту тему.
– Он что, плакал? – спросила соседка, и Гале показалось, что в ее голосе прозвучали радостные нотки.
– Нет, милая, он не плакал, это я рыдала над твоей дуростью.
– Что? Я не поняла.
– Господи, что тут не понять? Сказано же было тебе: не пугай его возможной женитьбой, он еще не отошел от прежней!
– А я ни слова о женитьбе не проронила, – пыталась оправдаться Лариса.
– Тогда зачем ты приглашала его вместе с тобой рассказать маме о том, как ты переспала с ним?
– Но почему я не могу поделиться с мамой…
– Можешь! – прервала ее Галя. – Еще как можешь! Но без него, сама, понимаешь, сама! Зачем ему-то в ножки твоей матери бросаться? Ты соображаешь?
– Я считала его порядочным человеком и поэтому…
– У меня нет ни сил, ни желания продолжать этот разговор. Все. Спокойной ночи, – и Галина положила трубку. Придется принять снотворное, подумала она и побрела в ванную. Когда зазвонил телефон, она стояла под душем и не слышала звонка, но стоило ей выйти из ванной, позвонили в дверь. Часы показывали начало двенадцатого. Это могла быть только Лариска. Черт с ней, я не хочу, не хочу, думала Галя. В конце концов я имею право лечь в постель и заснуть, я заслужила это. Звонок в дверь повторился, но она так и не отозвалась на него…
Как и следовало ожидать, отношения между Галей и Ларисой испортились. Лариса больше не звонила ей и только однажды, встретившись во дворе, процедила сквозь зубы:
– Я считала тебя моей подругой.
– Значит, ошиблась. Бывает, – бросила на ходу Галя и вошла в свой подъезд.
Кирилл тоже не звонил. И хотя объяснений этому вроде бы и не было, она в глубине души была рада, что теперь вся эта история уже никогда не коснется ее.
Но прошло время, наступил Новый год. Кирилл позвонил поздравить ее. Поговорили две минутки, она передала привет и поздравления Наталье Сергеевне, и на этом все закончилось – был друг и нет его. С Ларисой иногда случайно встречались, а в начале весны она позвонила и попросила проконсультировать и, если нужно, госпитализировать одну знакомую. Галина согласилась показать ее хорошему хирургу в своей клинике.
Знакомая оказалась вдовой очень известного писателя и, судя по тому, что она обращалась к Ларисе на «ты», отношения между ними были, видимо, достаточно близкими. После консультации пациентка преподнесла Гале милый
Вечером Лариса зашла к Галине, чтобы поблагодарить ее. Многословно и витиевато стала выражать свою признательность.
– Послушай, – прервала ее Галя, – ты знаешь, что я не люблю подобных вещей. Зачем тебе понадобилось устраивать это дарение?
– Извини, это была не моя инициатива, просто в их среде так принято, – объяснила Лариса.
– Что же это за среда?
– Ну, так коротко не скажешь… Словом, это интеллектуальная элита Москвы и, пожалуй, даже страны.
– Скажите, пожалуйста! А я-то с суконным рылом да в калачный ряд.
– Не юродствуй, тебе не идет.
– Давно ли ты стала меня поучать? Сама разберусь, что мне идет, а что нет, – довольно резко отбрила ее Галина.
– Я не хотела тебя обидеть, прости. Понимаешь, у меня бурный роман с ее сыном. Он тоже писатель, переводчик, очень талантливый. У нас с ним все очень-очень хорошо: я два-три раза в неделю после работы приезжаю прямо к ним и, знаешь, у меня прекрасные отношения с будущей свекровью, там бывают такие люди, такие люди! Одни только родословные их – настоящая сказка!
Эту информацию Лариса вывалила на одном дыхании, торопливо, словно боялась что-нибудь пропустить. При этом на лице ее отчетливо отражалось чувство гордости, видимо, за свою причастность к этому кругу.
– Я рада за тебя, – совершенно искренне отозвалась Галина. Острым глазом она сразу же приметила совершенно преображенный облик Ларисы: на ней был модный брючный костюм, волосы пострижены и уложены по-новому, и это шло ей.
– Ты хорошо выглядишь, – заметила Галя.
– Я теперь хожу к мастеру, которого мне рекомендовала свекровь, он настоящий художник, – сообщила Лариса и, еще раз поблагодарив Галю за консультацию, ушла, махнув рукой: – До встречи!
Галина удивлялась все более возрастающему у Ларисы интересу к старинным родам, особенно дворянским. Это началось с безобидной, на первый взгляд, ее самоидентификации с фамилией отчима матери – Шаликов, хотя она его вовсе не помнила, так как он умер, когда Ларисе было всего два или три года, а главное, не имел никакой родственной связи ни с матерью, ни с ней. Но где-то, в какой-то книге, в сносках, она наткнулась на эту фамилию. Оказалось, что до революции был такой князь Шаликов, который то ли редактировал, то ли издавал короткое время женский журнал. С этого все и началось. Сначала Лариса задумала изменить свою фамилию, но мать воспротивилась, поскольку отчим оставил о себе не самые лучшие воспоминания. Тем не менее вскоре она уже рассказывала о своем дворянском происхождении, стала стесняться фамилии Киселевых и во всех новых знакомых искала корни старинных дворянских родов. Галина предположила, что и у покойного писателя, видимо, были дворянские корни, о которых в СССР было не только не принято, но и опасно упоминать. Так что, став любовницей его сына, Лариса могла на законных основаниях приобщиться к вожделенному дворянству. Впрочем, все это были лишь предположения Галины.
Ближе к лету Лариса неожиданно позвонила и напросилась к ней в гости. С первой же минуты было ясно, что у нее неприятности. Рассказала, что переводчик отправился в дом творчества работать над переводом большого романа какого-то зарубежного писателя, – Лариса забыла его фамилию, помнила только, что «жутко модный на Западе», – а ее с собой не взял.
– Что ж тут удивительного, – заметила Галина, – он же работать поехал.
– Но другие писатели берут с собой жен, – возразила Лариса.
– Ну, ты еще не жена, потерпи, придет и твой час.