Я тебя не отдам

Астор Бьюла

Кристина же была требовательна по натуре, а лучшего доказательства ее моральной незрелости, чем теперешний образ жизни, трудно было придумать. К тому же это усугублялось семейными неурядицами. Нет, с какой стороны ни взгляни, а связываться с Кристиной, все равно что нырять зимой в прорубь.

3

Неожиданно для себя Говард обнаружил, что последние пять минут находится в процессе перехода от полного отрицания к признанию своего влечения к Кристине. И хотя ее агрессивное поведение могло бы обмануть менее

искушенного человека, он понял, что влечение это обоюдно, что, однако, лишь затрудняло преодоление соблазна.

Догадайся Кристина, что у него на уме, она вряд ли приняла бы руку помощи, протянутую, чтобы помочь ей пройти в гостиную.

— Сядь, — сказал Говард, подводя Кристину к мягкой софе.

— Я… — Губы ее дрожали так сильно, что досказать ей не удалось. — Извини, — продолжила она после долгой паузы. — Все это слишком неожиданно. Я до сих пор не могу поверить. Элизабет была так добра ко мне. — Не в силах остановить дрожь, Кристина прикусила нижнюю губу.

— Да, она добрая женщина.

— А врачи уверены в диагнозе?

Содрогнувшись, Кристина подняла глаза и встретилась с полным боли взглядом Говарда. Теперь стало заметно и другое: со времени их последней встречи он похудел. Почему она не увидела этого раньше? Сколько же ему пришлось пережить!

Кристину захлестнула волна сострадания. Странное поведение и натянутое, неприязненное отношение к ней Говарда получали теперь совсем другое объяснение. Всему виной ее проклятый эгоизм, ведь если известие о болезни Элизабет произвело такое сильное впечатление на нее, то ему должно быть в тысячу раз хуже.

— Глупый вопрос, конечно, уверены. Для тебя это наверняка было ужасно, — сказала она, внутренне поморщившись от банальности своих слов, однако, утешая себя тем, что в такие моменты любые выражения сочувствия кажутся неадекватными ситуации.

— Ты не откажешься помочь? — спросил Говард.

— Если ты мне позволишь. — Кристина осторожно погладила его по руке. — Все, что могу, только скажи. Все, что угодно.

— Я дам тебе знать.

Опущенные ресницы не позволяли видеть выражения его глаз, но румянец, еле заметный на смуглой коже, служил знаком того, что ее слова произвели впечатление. Зная нелюбовь Говарда к внешнему проявлению эмоций, Кристина почувствовала удовлетворение достигнутым результатом и постаралась перевести разговор на другую тему, чтобы несколько снять возникшую между ними неловкость.

— Знаешь, я всегда втайне завидовала твоим отношениям с матерью. — По выражению лица Говарда стало ясно, что ей удалось его удивить — задача весьма нелегкая. — Нормальные человеческие отношения между родителем и ребенком были для меня откровением, — объяснила Кристина с грустным смешком. Хотя он был уже отнюдь не ребенком, когда они познакомились. Увидев его в первый раз, она ушла в свою комнату и сняла со стен плакаты с участниками своей любимой рок-группы, поняв, что они не выдерживают конкуренции. — До той поры я считала нормой состояние непрерывной войны.

— У нас бывало всякое, ты ведь не знала меня подростком.

— Неужели ты был так плох?

— Скорее мне хотелось так думать.

Кристина

рассмеялась, подумав с некоторым сожалением о сердцах, которые он, должно быть, в то время разбивал.

— Собственно говоря, я был прилежным учеником.

— Не может быть! — воскликнула она.

— Истинная правда. Я предпочитал учебу прогулкам с подружками и рок-концертам, делая исключение лишь для занятий спортом.

— Но тебе приходилось пересиливать себя, чтобы не быть белой вороной, да?

— Что делать, иногда приходится склоняться перед обстоятельствами, — подтвердил Говард.

Поверить в это было нелегко. Как бы Кристина ни старалась, она никак не могла представить его склонившимся перед чем-то или кем-то.

— Говард?

— Да.

— А как все это воспринял мой отец?

— Очень нелегко смириться с мыслью, что теряешь любимого человека, Кристина. А еще труднее признаться себе в том, что ничего не можешь с этим поделать. — Тяжело вздохнув, он взъерошил свои густые черные волосы. — Если был бы хоть один шанс, — сухо добавил Говард, — Огастес не упустил бы его. Он почти не отходит от Элизабет и подключил к ее лечению всех специалистов, которые только существуют на свете.

— Не беспокойся, Говард, я отдаю ему должное. И я знаю, что у него есть хорошие стороны характера, и не сомневаюсь в его любви к Элизабет. Ее трудно не любить. — Кристина попыталась улыбнуться, но почувствовала, что не может.

Говард молча протянул ей бумажную салфетку, чтобы вытереть навернувшиеся на глаза слезы.

— Она в больнице?

— Нет, теперь дома. Одна надежда на пересадку костного мозга, но никак не могут найти совместимого донора, а времени остается не так много…

— Сколько? — прошептала Кристина.

— Совсем мало.

Судорожно вздохнув, она взглянула ему в глаза.

— Тогда ты должен проводить с ней каждую свободную минуту! — воскликнула она, хватая Говарда за руку. — Не тратить зря времени и прямо сейчас, пока это еще возможно, скажи ей все, что хотел сказать раньше, но не смог. Если ты этого не сделаешь, то потом горько пожалеешь. Обещай мне, что последуешь моему совету, Говард!

Только остановившись, чтобы перевести дыхание, Кристина осознала, что ее горячность несколько переходит границы приличий. Взгляд серых глаз Говарда упал на ее руку, и, проследив за ним, она увидела, что вцепилась в него так крепко, что побелели костяшки ее пальцев. Устыдившись своей несдержанности, Кристина потихоньку убрала руку, вернее хотела убрать, потому что, к ее удивлению, он слегка придержал ее пальцы.

Это длилось всего лишь секунду, но сердце ее забилось так, что чуть было не выскочило из груди. И к тому времени, когда ей все-таки удалось освободить руку, Кристина была близка к панике и торопливо забормотала:

— То есть ты, конечно, не должен… Это просто предложение…

— А кому не сказала ты, Кристина? — Опустившись рядом на софу, Говард осторожно повернул лицо Кристины к себе. — Твоей собственной матери? — осторожно спросил он.

Поначалу голос ее звучал глухо и низко, и Говард понял, что до него она не рассказывала этого никому.