Я тебя (не) прощу
Шрифт:
— Ты всегда смотрела на меня так, словно даже не видела. А сегодня мне показалось, будто что-то изменилось и я… рискнул. Зря, наверно. Но уже все равно поздно.
Он грустно улыбнулся, наверняка ожидая от меня какой-то реакции. Не торопил с ответом, но и не отступал. Просто ждал.
А я просто не знала, что делать. Возможно, Галина Ивановна была права — мне пора было налаживать личную жизнь. И утром мне казалось, что я готова переступить через прошлое, но вот теперь, когда передо мной был шанс… я совершенно не представляла, что делать. Не понимала,
— Мам! — раздался неподалеку голос Леси. — Мам, ты где? Мы в садик опоздаем!
Я испуганно встрепенулась. Проклятье, за всеми этими потрясениями я совсем забыла, что нужно везти дочь в сад!
— Мне нужно бежать, — произнесла я с сожалением. — Как только вернусь из садика, загляну к вам и принесу цветы…
На лице Вадика проступило разочарование, которое он не стал даже пытаться скрыть.
— И поговорим… еще, — пообещала я. — Прости.
Я одним коротким, неловким движением сжала его руку и отступила, скрываясь за воротами, где меня поджидал ворох проблем в виде бывшего мужа и дочери, которую могла не успеть доставить в садик.
— Ты оделась? — спросила я Лесю, стоявшую рядом с Богдановым, все еще торчащим тут ни к селу, ни к городу, как репей посреди ромашкового поля.
— Я носок второй не нашла, — поморщилась она в ответ и я опустила взгляд на ее ноги.
На одной ноге красовался желтый носок с голубыми кошачьими мордочками, на другой — зеленый с красными цветами. Я отчаянно всплеснула руками:
— А двух одинаковых носков не нашлось?
— А по-моему, так даже веселее, — заметил Богданов, улыбаясь Леське.
— Лесь, иди в дом, я сейчас подойду, — скомандовала я, прерывая намечавшийся и совершенно не нужный мне диалог.
Она послушалась, но явно неохотно. Убедившись, что дочь вошла внутрь (и теперь подглядывала за нами из окна), я развернулась к Богданову и отчеканила:
— Даю тебе пять минут на то, чтобы найти отсюда выход. Подсказка — он прямо перед тобой.
— Но мы еще не поговорили, — хватило у него наглости возразить.
— Ты наговорил уже достаточно! — мгновенно завелась я. — И кто тебе вообще дал на это право?! Ты только вдумайся в свои действия! Сначала ты тайком оккупируешь мой двор, потом пугаешь мою дочь, затем несешь какой-то бред в присутствии моего соседа! Ты вообще в своем уме, Богданов?!
Он смотрел на меня молча. И что окончательно выбивало из колеи — почему-то улыбался.
— Ты красивая, — сказал неожиданно. — Ты даже не представляешь, какая ты сейчас красивая.
От этих слов у меня буквально пропал дар речи. Словно снова стала той наивной дурой, что влюбилась в него после одного-единственного танца.
— Выметайся отсюда, — удалось мне наконец из себя выдавить. — И будь добр, больше не приезжай без приглашения!
Он помедлил, прежде, чем сделать то, что я просила. Уже выйдя за ворота, обернулся и произнес:
— Я хотел бы сказать, что мне жаль того, что я тут наговорил этому твоему соседу, но это будет ложью. Мне не жаль, Ава. Я озвучил то, чего хотел.
И с этими словами он ушел, оставив меня
9
Все валилось из рук с самого утра.
Я поморщилась, отдергивая руку от розы, о шипы которой самым нелепым образом укололась. На бледной коже тут же проступила кроваво-красная капля — зрелище, которое заставило меня подвиснуть на несколько секунд.
Забавно все в природе устроено. Вот розы — колючие создания, но красота их бутонов заставляет тянуться к ним снова и снова, даже зная, что они способны причинить боль. И некоторые люди такие же — наносят кровавые раны, но их магнетизм все равно сильнее, чем страх перед новой болью.
Я поняла, что невольно возвращаюсь мыслями к бывшему мужу. Раз за разом, словно брожу по замкнутому кругу. Возвращаюсь вопреки доводам рассудка, вопреки всему тому, что он сделал. Возвращаюсь к его последним словам — непонятным, загадочным, двусмысленным. Думаю против воли, что все это могло означать… все его странные поступки и главное — фраза, что он озвучил то, чего хотел?
У него ведь была невеста. У него за спиной — целое состояние, которое он у меня отнял и которого желал явно больше, чем когда-либо меня. А у меня — лишь стена из боли, за которой я пряталась годами. И за которую почти никого не пускала. И уж тем более за нее не должен был пробраться тот, кто ее и породил.
Вот ведь ирония! Мне казалось, что я наконец оставила все позади. Наконец остыла, как остывает поле боя, на котором нет выживших. Что у меня к нему — больше ничего. Ни сожалений, ни обид, ни каких-либо иных эмоций. Но едва стоило Арсу устроить этот фарс, как выяснилось, что эмоции все-таки были. Что они лишь задремали, как дремлет вулкан в ожидании неминуемого взрыва.
Я злилась на него, кипела, бесилась, ненавидела… жила. Испытывала столько разных оттенков чувств, как этого не бывало уже давно.
Возможно, поэтому и Вадику не сказала ни да, ни нет. В этой ситуации, в которой сама пока не понимала, как жить, вряд ли стоило заводить какие-либо отношения. Во всяком случае, пока все не уляжется. Пока между нами тремя — мной, Лесей и Арсом — не установится какой-то четкой схемы отношений.
Вздохнув, я слизнула с пальца кровавую каплю. Некогда было думать о том, кто обо мне не вспоминал годами. Работа — вот та безопасная гавань, у которой мне стоило бросить якорь в ожидании, когда утихнет шторм.
Но, увы, с этим были согласны не все.
— Ава! — окликнул меня голос Галины Ивановны.
Я отозвалась, аккуратно срезая еще одну розу для будущего букета:
— Я тут!
— Ага, — сказала она многозначительно, подходя ближе. — А ты помнишь, какой сегодня день?
— Пятница, — уверенно ответила я, не понимая, к чему она ведет.
— А в эту пятницу у тебя что?
Я непонимающе нахмурилась:
— Прямо сейчас у меня заказ…
— Да нет же! — привычно всплеснула она руками. — Сегодня у тебя свидание вслепую!