Я тебя поймаю
Шрифт:
Не могу вспомнить, хоть ты тресни!
Уже по дороге к самому отелю чувствую, как ноет предплечье. Задрав рукав, смотрю на маленькие свежие точечки, зияющие на венах. Эти твари похитили меня, что-то вкололи и оставили умирать в заброшенном отеле.
Забросили в заброшку!
Но я не дамся! Найду, как выкарабкаться. Главное сейчас — разыскать инструмент и попробовать разорвать на заборе сетку. Или накинув на ворота какой-нибудь диэлектрик, постараться перелезть. Но этот вариант более опасный. Так можно и в канцелярию к святому Петру заглянуть. А мне туда еще рано.
Придется обшарить помещение, может, там найдется что-нибудь годное.
Снова захожу в здание. Крепкое и очень красивое. С круглым высоким крыльцом, башенками и расписными сводами. Сначала бреду в офисную и техническую части. Но тут кроме допотопных компьютеров и каких-то старых документов ничего нет. Все свалено в кучу.
— Марго, помоги! — обращаюсь я к своей прабабке. — Ты же тут была и все знаешь.
— Найди сначала еду и воду, — напоминает мне внутренний голос. — Похоже, быстро ты отсюда не выберешься.
Тоже верно. Пока силы есть, нужно обследовать всю территорию и найти те самые источники, ради которых народ перся сюда, как сумасшедший. Ну, и кухню! Хотя сколько лет прошло, как отель стоит в запустении? Двадцать или тридцать? Скорее всего, тут ничего не осталось.
По битой плитке и заросшим травой дорожкам медленно обхожу свои владения. Несколько раз натыкаюсь на массивные мраморные чаши с фонтанчиками. Но вода из них в последний раз наверняка шла в день взятия Бастилии. Странное место. Очень странное. Почему же я тут оказалась? Если у моей родни потребовали выкуп, то должны содержать меня в лучших условиях. Хотя бы кормить и поить. А если хотели грохнуть, пристрелили бы прямо на набережной…
— Стоп! — останавливаю себя и даже вскрикиваю от неожиданности. — Точно! Набережная Сены! Я была в Париже и пошла гулять с Ленками…
Вот только дальше не помню. Потираю лоб, будто это поможет справиться с амнезией, и, осторожно переступая, бреду по заросшей аллейке. А выйдя к длинному бассейну, лентой извивающемуся вокруг здания, понимаю, что нужно идти вдоль него. Источник должен быть где-то рядом. Мне даже кажется, что я чувствую запах воды. Осталось только найти ее.
Иду, ускоряя шаг, и останавливаюсь, зацепившись курткой за колючий куст. Малина, а следом чахлый кустик смородины. А еще розы, за годы запустения превратившиеся в шиповник. Но цветы можно есть. Бабушка Тая как-то делала варенье из роз. Найти бы еще сахар. Но сначала воду!
Но все бесполезно. Никаких ручейков или краников, ни даже лужицы.
Мать вашу! Блин!
Кажется, так ругается папа.
«Ты лучше вспомни его рассказы о молодости. Где его там носило? Как приходилось выживать?»
Некстати вспоминаю его байки, как запекали картошку с Гером и крестной. Нужно положить в угли… Только где бы мне это все взять?
Самой себе этот вариант кажется несбыточным.
«А ну-ка, не раскисай, спиногрыз! — рыкает на меня отец. — Продержись до прихода наших!»
Кулем оседаю на землю. И обхватив руками урчащий живот, захлебываюсь слезами.
— Папа, папочка! Как ты там? Выздоровел или нет?
И одно знаю абсолютно точно, если отцу удалось оправиться после новомодной заразы, он меня везде найдет. Землю рыть будет зубами, но отыщет.
Сева тоже. Этот еще всем морды набьет по дороге. Лишь бы только поднялись с больничных коек мои любимые мужчины и нашли меня.
Сколько мне тут сидеть и их ждать? И для чего меня вообще
Бреду вдоль узкого извивающегося бассейна, больше похожего на канал или рукотворную реку, лениво всматриваясь в боковые стенки. Если хоть где-то есть вода, то возможны протечки. И если найти мокрые плитки, то проблема с водой будет решена.
Обхожу раз за разом и чуть не падаю от изнеможения. Все сухо. Словно эти стены никогда не знали, что такое влага. Бреду, не чуя ног от усталости, и, присев в тени пальм и каких-то кустов, замечаю в стороне апельсиновое дерево. Со всех ног бегу к нему и, тряхнув тонкий ствол, уже через секунду ищу в высокой траве парочку толстокорых апельсинов. На ум приходят слова отца, невзначай брошенные когда-то давно крестной.
— Кто бы мне сказал, Лилька, что на улице будут валяться апельсины, а я спокойно пройду мимо. Не поверил бы ни за что!
— А помнишь, во дворе абрикос рос? — смеясь, спросила Лили. — Никто никогда не видел спелых плодов…
Теперь моя очередь обносить чужой сад!
Разрываю апельсин и, подумав о крестной, чувствую угрызения совести. Лиля всегда хотела как лучше для меня. А я ей нахамила. Если вернусь домой, сразу попрошу прощения…
Если вернусь…
Долька апельсина, которую я с такой жадностью глотаю, почти не жуя, колом становится во рту.
— Нужно постараться, — говорю я громко. Ради отца и крестной. Ради нас с Севой.
Заставляю себя подняться и продолжить обход. Временами приходится пробиваться через заросли. Останавливаюсь, пытаясь понять, где нахожусь, и тут же отчетливо вспоминаю фотографию Марго. Она и еще одна старушенция стоят около фонтанчика, похожего на античный. В стену вмонтирован кран, а из него бьет вода. Вот только мимо него я не проходила.
Теперь уже я озираюсь по сторонам. Слышу пение птиц и неожиданно прихожу к мысли, что нужно будет устроить ловушку. Может, и поймаю кого-нибудь на обед. Да простит меня Гринпис, но на травке и апельсинчиках я долго не протяну.
Я замечаю пресловутую чашу, когда почти полностью обхожу здание. Древний мрамор привычно греет ладони. Вот только поверхность античной раковины совершенно сухая. Ни капельки воды! Дергаю кран, стервенея от злости и отчаяния.
— Дай мне попить! — кричу, ударяя по толстому металлу. Бесполезно. Усевшись на землю, реву от безысходности. И совершенно случайно поднимаю голову, будто бы на взгляд. Кто-то следит за мной? Не может быть!
Но ветки кустарника колышутся в такт. Взрослый человек там точно не пройдет. А вот ребенок… Хотя откуда тут могут взяться дети? Если верить сказкам Марго, то этот отель построили специально в уединении, вдали от всех населенных пунктов. Дабы никто не мешал богатым и знаменитым. Уже смеркается, и холодный ветер приносит с моря тоску и тревогу. Кутаюсь в куртку и быстро захожу в здание. Пока не стемнело, нужно найти место для ночлега. За этим дело не станет. По широкой мраморной лестнице, до сих пор сохранившей первозданную красоту, я поднимаюсь на второй этаж и заглядываю в первый попавшийся номер. Натыкаюсь взглядом на белоснежные сатиновые простыни и пакет с едой. Трясущимися руками хватаюсь за клапан. Но сил открыть не остается. Рву от нетерпения. И с удивлением нахожу внутри судки с продуктами и бутылку воды. А между ними всунут обычный канцелярский конверт. Затаив дыхание, выуживаю тонкий белый листок и бегло окидываю строки, написанные от руки. Незнакомый почерк, сухие слова, сложенные в странный ультиматум.