Я тебя проучу
Шрифт:
Чувствую, как на моем лице дергается нерв. Мадлен это замечает и тут же поблескивает глазами. Удовольствие получает от моей боли.
— Парень, рожденный вне брака и всю жизнь получающий от папаши только чеки на более-менее сносное существование, готов был душу продать за виллу в Майами и собственный, хоть и небольшой бизнес. Яру очень хотелось успеха, как у других детей Разумовского. А тот хитрец. Припас бастарда для темного дельца. Кто свяжет их фамилии в один узелок? Только все полетело к чертям, когда этот идиот в тебя втрескался. Как мальчишка,
— Тебе не понять. Тебе чужды родительские чувства.
— Кто бы говорил. Рита, ты же влюблена в работу и мужиков. Ты сама себя матерью-то чувствуешь?
Телефонный звонок отвлекает меня от разговора. Приняв вызов, взглядом отыскиваю маму на другой стороне улицы. Счастливая до слез, она держит Сашу за руку и одобрительно кивает мне.
— Я забрала ее, Рит. Мы зайдем в торговый центр, чтобы оставаться на глазах у людей. Подождем тебя там.
— Хорошо, — облегченно выдыхаю я, заметив, что у Саши вполне бодрое настроение. На ней новое платьице и темные очки, в руке игрушка. Мадлен постаралась избавить себя от лишних хлопот, притворившись любящей крестной.
Швыряю ей документы, сраную записку и ее кнопочный сотовый. Мне от нее ничего не нужно.
В поле зрения сразу появляется двое шкафообразных громил с одной стороны, и двое — с другой. Возможно, есть еще, мне некогда всех разглядывать.
Теперь улыбаюсь я:
— Правильно ты говоришь, Мадлен. Я повязана с Богатыревым. Но разница в том, что он меня любит, а ты для Разумовского одна из. Ты ничем не отличаешься от этих безликих амбалов. Каждый из вас — шестеренка в его механизме. Ты заменимая. Я — нет.
— Чего только человек не скажет, оправдывая свое поражение. — Она кладет на стол черную коробочку с мигающей лампочкой индикатора. — Напрасно радуешься, если думаешь, что принеся с собой жучок, смогла записать наш разговор. До чего техника дошла. — Вложив документы в кейс, она защелкивает его и подает подошедшему громиле. — Прощу тебя по старой дружбе. Сделаю вид, что ты выполнила все условия сделки. — Встав, надевает солнцезащитные очки и глубоко вдыхает: — Какой прекрасный день. Правда, Рита?
— Самый лучший, — бесцветно отвечаю я, отвернувшись.
Только что умерла моя единственная надежда отвоевать фирму Богатырева. Но моя дочь наконец-то в безопасности. Пожалуй, да, сегодня прекрасный день.
— Прощай, Рита, — отвечает мне Мадлен, протянув ладонь для пожатия.
Я не реагирую. Сдерживаюсь, чтобы не плюнуть в нее.
— Как хочешь. — Возле меня брякает связка ключей. — От твоей машины. Вчера ее увезли
Десятки людей останутся без работы. У них семьи, кредиты, ипотеки. И вся надежда на Богатырева. Надеюсь, он знает что делает…
Я долгих минут пять сижу в одиночестве, слушая шум улицы и новый хит всех чартов. Если сразу помчусь к Саше, напугаю ее. Моя дочь не должна знать, какой подлой оказалась ее крестная. Пусть в ее воспоминаниях она останется доброй тетей, которая просто однажды далеко уехала.
Оставив на столике деньги за кофе, я отправляюсь в торговый центр, где мама и Саша покупают мягкое мороженое. Моя девочка, как всегда, выбирает фисташковое.
Сморгнув навернувшиеся слезы, я опускаюсь перед ней и крепко прижимаю к себе. От нее пахнет клубничным гелем для купания. Видимо, Мадлен и правда о ней заботилась. Трудно поверить, что после такого она могла продать Сашу какому-нибудь ублюдку-извращенцу.
— Мамочка, ты меня раздавишь, — пищит Саша, звонко засмеявшись.
— Я просто соскучилась, крошка.
— Ты больше не поедешь в командировку? — спрашивает она.
Глажу ее по мягким волосам и целую в щечку.
— Вместе поедем. Прямо сегодня. Хочешь?
Она чуть отодвигается и с загоревшимися глазками взвизгивает:
— Да! Да-да-да!
— Тогда я сейчас позвоню дяде Платону, и он купит нам билеты. Договорились? — подмигиваю ей.
Она довольно кивает, беря у мамы мороженое.
— Рита, ты уверена, что нам стоит уезжать? — беспокоится та.
— Тебя ничего здесь не держит, кроме папиной могилы, — отвечаю и достаю мобильник. — Посидите за столиком.
Отхожу в сторону и дозваниваюсь до Богатырева, краем уха услышав Сашу:
— Мадлен сказала, что дядя — мой настоящий папа. И что если они с мамой помирятся, мы будем жить вместе.
Улыбнувшись ей, мама по-доброму говорит:
— Кушай мороженое, Сашуль. А то растает.
Едва Богатырев принимает вызов, как я, не спрашивая, не занят ли он, докладываю, что Саша со мной.
— Но у Мадлен с собой был какой-то навороченный прибор, — рассказываю с досадой. — Скорее всего жучок не даст никаких результатов. Думаю, он блокировал передачу данных, и на записи будут лишь неясные помехи.
— Я ничего не записывал, Рита. Это навигатор. Чтобы я знал, где вы находитесь.
— То есть ты не собираешься возвращать фирму? — паникую я. Сердце снова с болью бьется в груди. — Платон, а как же люди? Мы не можем оставить их без работы.
— Это не твои заботы, Рита. Документы и вещи взяла?
— Угум, — мычу, кивнув.
— Езжайте в аэропорт. Я буду ждать вас там.
Не сказав больше ни слова, он отключается. Потерев висок, одобрительно смотрю на счастливую дочку. Саша больше остальных заслужила отдых.