Я тебя верну
Шрифт:
— И ты решила, что говорить нет смысла вообще? — срывается он.
Я сглатываю.
— Ты. Был. Женат. И судя по твоей реакции сейчас, я правильно сделала в тот раз и ошиблась сегодня.
Данил делает шаг вперед, хватает меня за руку и заводит к себе в номер. Я не сопротивляюсь. Оказавшись на вражеской территории, прижимаюсь спиной к стене. Он подходит близко, нависает. Его губы пахнут виски, глаза темные. Но страха во мне нет. Это иррационально, но чувствую, что не обидит. В нем так много эмоций, я невольно пропитываюсь ими. Это нормально. Это только
Голова начинает болеть.
Я зря сказала. Ошиблась. Сейчас всем будет больно! Искры в его глазах так и нет. Там пожар. Угрожающий.
— Ты решила сама выбрать отца моей дочери? Ты понимаешь, что могла натворить? — говорит он, упираясь ладонью в стену в полуметре от моего лица.
— Ты не смеешь меня обвинять, — отвечаю я ровным голосом. — Вообще ни в чем. И угрожать не имеешь права. Я была хорошей мамой, любила ее за двоих. И поступила так, как могла в то время. Ты виноват не меньше.
Данил прижимает палец к моим губам, заставляя замолчать.
— Не кричи, разбудишь ребенка. — Пораженно качает головой. — Не представляю, что мне сейчас делать. — Он дергается. — Не понимаю, как дальше с тобой разговаривать. Какие-то дела вести. У тебя всё на уровне порыва происходит. Ты совсем не понимаешь, что могло случиться?
— Что?
— Что угодно! — шепчет он эмоционально. — Если бы, не дай бог, с тобой что-то произошло, под машину бы попала, она бы осталась одна! Совершенно одна. На попечении твоей шизанутой мамаши, которая тебя пичкала лекарствами. И сестры, у которой у самой такая же лялька. Ты уверена, что Мирославу не отправили бы в детский дом? Ты ни разу о ее будущем не задумывалась? Что с ней могло произойти при живом отце?
Я всхлипываю. Губы дрожать начинают.
Данил резко отходит к окну. Смотрит на улицу. Спина напряжена.
— Со мной ничего не случилось, — говорю, а голос предает. Он какой-то жалобный. — Я живая и здоровая. У меня всё нормально. У Миры тоже. И да, это правда. У тебя есть дочка. Прекрасная маленькая девочка. Родилась в половину шестого утра. Можешь психовать сколько угодно. Но так случилось.
— Ты никому не сказала. Почему? — перебивает Данил мою речь. Она ему не интересна. Только вопросы.
Он не оборачивается.
— Были причины.
— Ты так сильно меня ненавидела, что готова была рискнуть будущим этой девочки, лишь бы я ни о чем не узнал? Это какая-то изощренная месть мне?
— Да пошел ты.
Он качает головой. Я продолжаю:
— Ты ни разу не поинтересовался моей судьбой, просто вычеркнул меня из жизни. Когда ты захотел узнать, я сказала.
— Мне в голову не могло прийти, что у тебя ребенок есть! Что у нас он есть!
— Ты на меня давил тогда. И давишь сейчас, — отвечаю я снова ровно. Удалось взять себя в руки. — Если так будет продолжаться, мы ей испортим жизнь. А я этого не допущу. Возможно, я поступила неправильно или даже плохо. Но иначе не могла. И тебе придется это принять. Мирослава ранимая в душе, домашняя девочка. Она очень ко мне привязана. Я даже на пару дней не могу ее оставить. Знаю, что может
— Сейчас условия будешь ставить не ты.
— Не заставляй жалеть о том, что я тебе рассказала, — выплевываю я.
Достаю ключ из двери и иду к себе в номер.
— Марина, — окликает меня Данил.
Я оглядываюсь.
— Помнишь, я сказал, что ты была самым светлым воспоминанием в моей жизни?
— Что? — усмехаюсь. — Жалеешь, что мы встретились?
Он молчит. Просто смотрит. Внутри взрывы, один за другим.
Я быстро возвращаюсь в свой номер и поспешно закрываю дверь на ключ, словно Данил гонится, нападает или угрожает. Выдыхаю.
Руки дрожат. Господи... Я не ожидала, конечно, что он будет благодарить меня. Но... он мог бы быть помягче!
Быстро иду к столику, падаю на колени, беру остывший бургер и начинаю жевать. Данил неправ. Со мной бы ничего не случилось. Мира бы никогда, никогда не осталась одна. Не попала бы в детский дом. Нет!
Моя Мира. Одна...
Я ем быстро-быстро, запиваю водой. А потом забираюсь под одеяло. Обнимаю дочку, осторожно целую ее в макушку. Мира ерзает, и я поглаживаю ее, приговаривая, что всё хорошо.
Он жалеет, что встретил меня. Жалеет обо всем. Что же теперь будет? С нами со всеми!
— Мы справимся, малышка. Обязательно справимся.
Я закрываю глаза, а потом, через пару вдохов, сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. Глубокий, пустой. Сон без сновидений и такой крепкий, что удивительно в сложившихся обстоятельствах.
Я не плачу во сне. Не мечусь по кровати. Парадокс. После сильнейшего потрясения, ссоры, обидных слов или, вернее, молчания, я сплю как младенец. Не помню, когда в последний раз так хорошо отдыхала. Как будто впервые за много лет у меня наконец получилось полностью расслабиться.
Открываю глаза, лишь почувствовав, как Мира садится в кровати. Хлопает ресницами. Я улыбаюсь ей, а она мне.
— Доброе утро, Мирусь. Выспалась?
— Доброе утро. Мама, я буду завтракать, — говорит она важно. — В кафе. Я хочу сок.
— Конечно, будешь. А сейчас иди сюда, — зову я, раскрыв объятия.
Мира радостно визжит и бросается мне на шею, мы крепко обнимаемся, катаемся по кровати и смеемся! Смотрю на часы — почти восемь. Я спала не так долго, но голова ясная. Не ощущаю ни усталости, ни разбитого состояния.
У двери стоит столик с остатками еды. Я, конечно, ни о чем не забыла.
Беру сотовый, там сообщение от Данила:
«В понедельник займемся установлением отцовства».
Он прислал его в четыре утра.
Закрываю глаза и делаю медленный вдох-выдох.
Потом поднимаюсь, беру дочку на руки и несу в ванную. Сердце колотится. Граната взорвалась, теперь всё будет иначе. Миры разрушились. Нам придется строить новый — общий. На обломках.
Глава 18
Причесавшись и покрутившись перед зеркалом, мы с дочкой выходим из номера.