Я твоя истина
Шрифт:
Кажется именно тогда я и побрела в неизвестном направлении. За плечами висел рюкзачок с документами на новое имя, использовать которое я и не собиралась. Помню, мимо пронеслись машины: полиция, «скорая» и пожарная служба.
Наверное на меня смотрели прохожие. Вероятно я была вся в крови и разодранной одежде.
Вошла в незнакомое здание, — кто-то указал мне на него, — и пустым взглядом скользнула по лицу женщины в белом халате, которая пыталась коснуться меня. Тогда, опустив голову, и заметила свои окровавленные грязные руки, трясущиеся так сильно, словно я была больна.
Спрашивали сначала на незнакомом языке, а затем на английском мое имя, а мне невозможным казалось отлепить язык от неба. Вроде бы сняли рюкзак и отыскали документы. Назвали
— …в особняке господина Кавьяра? Вы проходили мимо особняка? Он полчаса назад взорвался… — донеслось до моего слуха, будто сквозь вату.
Тогда платину и прорвало…
Пол оказался катастрофически близко, а от болезненного падения и вовсе свело скулы. Кричала, кусалась, отбивалась от людей в белых халатах до тех пор, пока внезапно потяжелевшие веки не стали предательски опускаться. А в общем-то мне только это и было нужно. Уснуть и никогда больше не просыпаться. Никогда больше не знать боли и даже радости. Чувства отменяются, абсолютно все чувства отменяются.
Теперь мне нет дороги назад…
Полгода спустя
Марокко. Касабланка. Психиатрическая клиника
(Далее повествование намеренно ведется от первого лица в настоящем времени)
— А вот это сюжет детектива, и его очень умело написала Анна-Мари, — произношу с вымученной улыбкой и смотрю на бледную инфантильную девушку, которая улыбается мне гнилыми зубами.
— Лена, как это назвать? — возмущается Кристи. — Ты ведь не прочла все наши отрывки за одну ночь. Невозможно ведь.
— Все возможно, если захотеть, подруга, — пожимаю плечами и, встав из-за стола, добавляю: — Конкурс закончен. Вечером узнаем победителей. Пока-пока.
Я поспешно покидаю комнату отдыха, чтобы поскорее оказаться в своей палате и запереться в тесном мирке теплых воспоминаний.
Прошлым вечером ко мне приезжала Ханна. Уже в который раз. Она уговаривает меня покинуть больницу и вернуться в Америку. Не горю желанием этого делать. С некоторых пор мир пугает меня. Реальность жестока, и сталкиваться с ней вновь мне не хочется. Вот и сижу себе в клинике. Хорошо здесь. Тихо, спокойно и люди все честные, пусть и больные, но у психов всегда мозги получше работают, чем у тех, кто считает себя адекватным.
В целом, если подумать, каждый из нас немного психопат. Взять, к примеру, ситуацию, в которой человеку нужно защитить другого человека. Скажем, мать бросается спасать дитя. И что? А то — женщина голыми руками разорвет того, кто посягнет на жизнь ее ребенка. Превратится в чудовище, убийцу. Поэтому все мы «хороши». Я даже не берусь выделять себя из толпы этих юродивых. Такая же, как они — душевнобольная. Но, на самом деле, мне уже нечему болеть. Внутри, словно выжгли все. Так что остается просто развлекать молоденьких девчонок со всякими разными диагнозами, своими немудреными конкурсами и соревнованиями. Поскольку из жуткого недуга под названием «депрессия» выбралась я лишь полтора месяца назад, то медленно теперь иду на поправку, стараясь блокировать страшные воспоминания. Но доктор Грэтти знает, что ночами я часто разговариваю с обручальным кольцом, подаренным Кавьяром, словно это его частичка. Не решаюсь снять украшение. Мне кажется, что я сразу забуду обо всем, а мне не хочется. Страшно и больно одновременно, но отказаться от воспоминаний не могу. Они держат меня на ногах, прибавляют сил…
— Лена, — в палату заглядывает медсестра и сообщает: — Кристи снова пыталась избить Анну-Мари. Ты уж полегче с ними. Нельзя создавать соперничество между пациентами в таком заведении.
Я вздыхаю, покачав головой.
— Прости, Натали. Мне и в голову не пришло, что это плохо скажется на девочках. Соперничество расшевеливает их. Между прочим, доктор Грэтти поддерживает мою методику.
Женщина сверкнув белоснежными зубами, широко улыбается.
— Ты так говоришь, словно работаешь здесь. Скажи спасибо, что большинство знает английский язык, иначе сидеть бы тебе в одиночестве и без милого общения с девчонками, — беззлобно заявляет рыжеволосая
В саду, с пожухлой от дождя и холода зеленью, на скамье меня дожидается пятидесяти семилетний мужчина с сединой в некогда темных волосах и ясными зелеными глазами. Он невысок, но сложен крепко, о чем хорошо помнят пациенты, потому как заламывать особо буйных приходится и ему. Грэтти кивает мне, заметив издалека. Приближаюсь и усаживаюсь рядом с ним. Натали не солгала — жуть как холодно.
Кутаюсь в теплую поношенную куртку, которую мне и подарила медсестра. Своей-то одежды не было. Я не тратила на себя те деньги, что на мою душу оставил грек. Некоторую сумму перевела на счет клиники, где и содержусь сейчас. Все-таки на меня тратили кое-какие препараты, когда я сюда заявилась. К тому же и место занимать «на халяву» было нехорошо. Ведь в больницу поступали те, кто больше нуждался в уходе и внимании. А я так — прячусь от внешнего мира.
Кстати, Ханна напрочь отказалась от денег Кавьяра. Ну и ладно. Может со временем смирится и примет Клио — это часть моего прошлого…
— Как твое самочувствие? — интересуется док, глядя в потемневшее небо.
— Хорошо, спасибо. Я сегодня все утро думаю о тех днях, когда ненавидела все, что меня окружало и только потому, что рядом были неприятные персоны. Но сейчас чувствую иначе и смотрю на это другими глазами. Хорошо ведь, что я осознаю случившееся, правда?
Грэтти отрывается от созерцания тяжелых облаков и смотрит на меня с приятной улыбкой.
— Конечно. Вот именно поэтому я готов отправить тебя домой, Лена. Ты здорова.
Я задыхаюсь от страха и обиды.
— Нет, прошу Вас, доктор. Это глупо. У меня нет дома. Куда мне ехать? — начинаю выдавать бредовые оправдания своему пребыванию здесь. — Что меня ждет там — за стенами?
Грэтти, расстроенный моей вспышкой, придвигается поближе и берет за руку.
— Лена, ты абсолютно здоровый человек. Придя сюда, ты была в нормальном психическом состоянии. Это просто шок, стресс. Разум твой чист от болезненного восприятия окружающего мира. А фобия развилась в стенах больницы. Ты должна покинуть это место и эту страну. Тебя ждет мать. Подумай о ней. Прошлое остается в прошлом. К сожалению, мы не можем вернуть тех, кто был нам дорог… — Нет, док ничего не знает о случившемся. Он лишь предполагает. — Такова жизнь, но ты справишься. Все твое, будет твоим и никто не способен вынести то, что вынесла ты. Так же, как и тебе не дано пережить боль других людей. И не надо. Не терзайся, просто живи дальше. Ты еще молода, а молодость — великая сила в сочетании с непреклонностью духа. — Док поднимается, не отпуская моей руки. — Пойдем, Натали поможет собрать вещи. Джаруш уже купил тебе билет до Лондона…
И вновь сердце обрывается. Я возвращаюсь. Пришло время выбираться из панциря. Только мне этого совсем не хочется…
Эпилог
Три месяца спустя
США. Бруклин
Я никогда не думала, что день моего рождения будет именно таким: важным, переломным, особенным. Огромное количество подарков от коллег, масса внимания со стороны босса, не прекращающиеся звонки от матери, которая в сотый раз напоминала мне о вечере.
Я помню, что необходимо заканчивать с корпоративом и мчаться домой. Придут соседи — милая семейная пара со своим сыном Джозефом. Прошлой ночью прилетела двоюродная сестра Ханны из Франции. Ее муж едва позволил бросить все и умчаться на праздник. На мой праздник, масштабами которого я была невероятно изумлена. Более того, Ханна удосужилась пригласить на семейную вечеринку Николаса. С ним мы знакомы около двух месяцев. В общем-то Ник мой коллега в новой развивающейся фирме по продажам. Кроме этого, именно он намекнул боссу, что я могла бы неплохо справляться в отделе рекламы. Ладно, допустим, я теперь должница этого ловеласа, но ведь это не значит, что мне захочется возвращать должок. Нет, совсем ничего не значит. Я не просила Николаса шептаться с боссом обо мне.