Я — твоя Кошка

Кроноцкая Нани

— Сколько я вам должна?

Убирая многострадальное платье в выданный мне черный пакет, я спросила, мучительно вспоминая, где мой инофон, и у кого наши карточки.

— Гдей-та, мне интересно, Каперис нарыл вот такую помощницу? — пыхнула снова ежиха.

— А ты у него лучше спроси, — рыкнула рысь. Забрала из рук нашей портнихи предложенный комбинезон, приложила ко мне, щелкнула пальцами и, пока я пораженно хлопала ресницами, быстро свернула так оригинально им замененный светлый брючный костюм, запихивая его в тот же пакет.

Темно-серый, практически

черный, приталенный комбинезон на кокетке с типичным воротником-стоечкой, расшитым рунами, коротким рукавом и блестящими кнопками мне действительно шел. Я словно стала вдруг тоньше и выше, при этом женственность линии бедер и груди покрой только подчеркивал. В таких одеяниях только врагов искушать. Или наживать.

— Спасибо! — человечек я вежливый, родители хорошо воспитали, потому, вылетая из ателье под напором Маруси, я все же волшебное слово успела сказать.

Мне что-то там даже ответили. Услышать уже не успела.

— Ты все же крутышка, — признание рыси вывело меня из задумчивого созерцания своей преображенной фигуры в отражении полированных стекол коридорного окна.

Да.

Я такая. Только «крутышка» старательно время тянула теперь, мучительно не понимая, что дальше ей делать. Говоря откровенно, я даже не знала, куда мне идти.

Пространственный кретинизм. Знаю, помню. Но мне это милое знание еще не помогало ни разу в жизни. А чертить памятные стрелки или делать зарубки на стенах сиятельной Инквизиции было как-то... пока еще неудобно. Потом все привыкнут, наверное.

Как-то так вышло, что я мысленно жизнь уже связывала с этим зданием. Или не с этим, у них, как я погляжу, полно потаенных и страшно секретных углов. Локация не важна. Главное я уже только самыми вредными и упрямыми кусочками своего человеческого сознания сопротивлялась таким перспективам. Инквизиция. ВРУ со своими «врунами»...

Смогу ли всю жизнь провести я на этой войне? Даже не знаю... Отец был военным, и этот стиль жизни мне, дочери офицера, отлично знаком. Секретность, постоянные переезды, молчаливое смирение матери, редкие встречи. В моей жизни папа казался совершенно сказочным героем, встречался немногим чаще Деда Мороза, но много лучше и долгожданнее этого деда. Время шло, я взрослела, но ничего не менялось.

— Что молчишь? — терпением оборотни не отличались. Хотя, судя по нашей с Марком истории, у пум терпения было с избытком. Видимо, это Маруся такая оригинальная кошка.

— Думаю, — холодно ей ответила.

Непонятно, мол, что ли? Мы люди, мы должны думать. И двуликим полезно, хоть иногда.

— Лер сказал быть через час? А где быть не сказал?

— Собственно... — тут Маруся замялась. — У нас еще сорок минут. Не хочешь проведать зайти свою эту... как там у вас, у людей, а, забыла.

— Свекровь? — я удивленно воззрилась на хитрую рысь. — Выкладывай, что ты задумала?

Надеюсь, прежде, чем меня тут прибьют, Инквизиция все же привыкнет к моей прямоте.

— Ну... понимаешь... — Маруся глаза явно прятала. — Я тут подумала.... Мне тут ментально шепнули...

—

Марусь, я устала, как сволочь. Ты, видно, забыла, что я не железная. Между прочим, меня тут недавно немножечко убивали, а до этого по порталам таскали, я с огромным трудом на ногах стою, а ты тут еще невразумительно блеешь. Или молчи, или связно мысли свои излагай!

Вот как вспомню родителей, так сразу во мне просыпается дочь офицера — Маруся аж спинку выпрямила. Красота.

— Он не зря лез в лазарет эта вражина. Мария важное что-то знает, и Гётлим очень боится.

— А умирает она почему? — мне очень жаль было Марию. Вот уж действительно жертва при всех ее необдуманных и противоречивых поступках.

— Так проклятье же! — рысь недоуменно на меня посмотрела, потом тут же поправилась: — А! Точно, ты же не знаешь. Проклятие, заставляющее убивать, не просто так запрещено всеми сторонами Силы и расами. Его исполнитель умрет обязательно. Смертельный откат — вопрос времени. Вот она и умирает. Обычно все происходит довольно быстро. Будет жаль, если Мария уйдет, а мы ничего не узнаем.

— Постой! — я ушам своим просто не верила. — А Марк знает?

— Ну конечно. Да не прыгай ты так! Она же тебя не убила, а значит, есть шанс. Проклятье исполнено не до конца.

— Что нужно делать?

Поняв, что от Маруси ничего толкового я не добьюсь, а дав волю своей фантазии, снова могу оказаться на даче Абрашек, сама себя остановила.

— Пошли в лазарет, попробуй ее отзеркалить. Вдруг получится?

Логично. Если, конечно, муж меня за эту прекрасную мысль не прибьет.

Хотя... запрета ходить туда не было. Ну... прямого. Вот я и пойду.

20. Исповедь

«Любовь делает нас слепыми, глухими и уязвимыми. Но нет ничего в этом мире сильнее того, кто любим и кто любит». М. К. Кот «Дневники и записки»

Илона Олеговна Кот стояла на входе в фактически тюремный лазарет Инквизиции и мучительно думала.

Снова.

Наверное, если мне в ноги сейчас упадет огнедышащий страшный дракон, я уже даже не дрогну. И вылезающая из-под плинтуса стая чертей меня не удивит. Человек — штука почти бесконечно пластичная, мы ко всему привыкаем. Вот я и привыкла почти. Даже тюрьмы меня не тревожат.

Тем паче, что это, с позволения сказать, медицинское учреждение больше напоминало больницу для буйнопомешанных. Стальные двери, глазки в дверях «камер». Или палат?

Здесь было светло и тепло. По длинному коридору сновали крепкие на первый взгляд санитары. Решеток не видно, только полированный светлый камень и чистая, гладкая сталь.

Маруся снова демонстрировала всем чудеса проходимости, как-то убедив сначала дежурного врача, имевшего вид самый свирепый, а потом и какого-то там следователя в том, что нам срочно надо увидеть Марию, причем без свидетелей. Она говорила уверенно, размахивала невесть откуда взявшимися документами и была убедительна, в отличие от меня.