Я — твоя Кошка

Кроноцкая Нани

— Когда я ползла по больничному коридору, — сказала жестокая я, голоса на повышая, — оставляя кровавый след, когда мой ребенок умирал на окровавленных моих руках, еще не умея дышать... я тоже так думала. Крича на всю эту Вселенную, выла от невыразимого отчаяния, зная, что никому не нужна. И это была жесточайшая правда.

Мария замерла, взглянув на меня. Сколько боли было в этом темном взгляде, взгляде женщины, преданной всеми. И как же мой лучший во всем этом мире мужчина похож был на мать...

— А потом я осталась один на один со своей

несправедливой реальностью. И училась в ней жить. Такая, как есть. Никем не любимая, никому не нужная, — я все этого говорила и вспоминала. Как многое изменилось с тех пор... — Я устроилась на работу, училась всему с нуля, ничего не умея, желая лишь выжить. Хваталась за все, работала, уйдя с головой в этот омут. И заново научилась быть нужной. Иначе, не так, по-другому. Носила кофе ребятам на ночной верстке. Подменяла коллег, отпуская их домой к любящим женам, болеющим детям, на рыбалку, забрать внучку из сада и просто на главное в жизни свидание. Думала ли я о том, что все окружающие пользуются моей добротой? Это не страшно. Дело вовсе не в них, а во мне. Если я не могу быть счастливой, то может, дать им? Чуть больше минут, самую малость. Так немного.

Она опустила руки на колени и продолжала смотреть на меня.

— Знаете, когда я погасила кредиты родителям, в которые они влезли случайно и по-неопытности, я ощутила себя человеком. Никем не любима, никому не нужна? Начат стоит не с этого. Я просто стала себя уважать, ничего не ожидая взамен. Не торгуясь и скурпулезно не подсчитывая сдачу на выходе. Вообще ничего не прося. Это мне было нужно.

— Я полюбила его, — слова шелестели, как сухой осенний ветер. Холодный, злой, срывающий все покровы. — Впустила в себя, в свою душу. Он — чудовище, — слова словно застревали у нее в горле, произносились с огромным трудом, причиняя боль нам обоим. — Он проделал со мной тот же трюк, что и Кир. Пришел в его облике, будто случайно: «Просто похож, так бывает». Я чуть с ума не сошла, когда с ним столкнулась.

— Кирьян был еще жив? — я осторожно спросила.

— Да, но тогда уже я его видела очень редко. В последний год он вообще поселился у... — она гулко и трудно сглотнула, как будто не в силах произнести имя ненавистное. — А этот... он приходил каждый день. Просто помочь, просто быть рядом. С ним было легко, он любил меня.

Я лишь вздохнула. Даже посаженная на цепь эта женщина верила в сказки. Интересно, а медная рамка с куском кожи Кирьяна ее смогла бы хоть капельку разубедить? Сомневаюсь.

— А потом? Вы же бедствовали, Марк рассказывал.

— Когда Кирьяна убили, ему пришлось скрыться. Сказал, что теперь охотится будут за ним. Только короткие письма, — тут она краем губ улыбнулась. — Редкие. Я их все сохранила.

Говоря, она даже слегка оживилась, глаза заблестели.

— Кирьяна убили? Марк сказал, что все были уверены в том, что он умер, — я старалась допрашивать ее мягко, спокойным и ласковым тоном, буквально молясь, чтобы Маруся сейчас не приперлась обратно со своей шоколадкой

и чаем.

— Убили. Я сразу почувствовала его смерть. А потом пришел он и мне все рассказал. Деньги... У нас были его сбережения и немалые. Кирьян и меня, и сына прекрасно обеспечивал. Но тот... Он явился наутро, ужасно испуган и ранен. Сказал, что уже попытались убить и его, забрал все наши деньги и тут же уехал.

Потрясающе. Не семейная драма, а плохой телесериальный сценарий. Отчего же я плачу?

— А потом? — я сглотнув слезы спросила. — Он давно появился опять?

— Да. Как только сын ушел в Инквизицию. Приходил каждый день, нежный, ласковый, страстный. Разговаривал, он со мной разговаривал. Не как с мебелью в доме, как с женщиной. Самые счастливые дни в моей жизни.

Так. Вот тут у меня арифметика пробуксовывает. Когда «каждый день», начавшиеся как минимум с десяток лет назад, то период должен сложиться в годы? А у нас в сумме дни? Она не может не уметь считать. Работая на метеостанции, человек ведет жизнь по часам, свой режим. Очень странно. Я пристально всматривалась в лицо женщины-пумы. Она медленно, но ощутимо бледнела. Нам нужно спешить. Говоря откровенно, у меня у самой силы заканчивались и стремительно.

— Что ему нужно? Почему вас пытались убить? Зачем им нужна была я?

— Он не может уйти, — она вдруг громко и хрипло закашлялась. — В Сумерки его проведет только Зверь. Он это мне говорил много раз, а я все не понимала. В Сумерках выход, — тонкая струйка крови соскользнула с ее бледных губ, стремительно побежав по подбородку. Я подскочила, ринувшись к женщине, она быстрым жестом меня остановила, продолжая. — Они пришлю сюда, в наш мир. Они здесь чужие и выйти не могут. Ты нужна им как щит.

— Вы умираете, — я сказала уверенно, остро вдруг ощутив громкие шаги ее смерти. — Дайте руку. Я вытащу вас.

— Нет, — отодвинулась, мне прикасаться к себе не давая. — Я никому не нужна.

— Я беременна! — вот и мой аргумент.. Придется ходить с козырей, как извозчик, никаких больше тайн и секретов. Мария в ответ замерла. — Скорее всего, срок еще маленький. Если у нас с Марком получится, я клянусь вам дать право любить. Этот ребенок не должен родиться, фактически я бесплодна. Снова мы преодолеваем природу и все ее законы. Ему нужна помощь. Ваша, Мария. Вы его род. Протяните ему свою руку. Ваша боль и ваша любовь могут помочь сотворить это чудо, я знаю. Мама, дай мне свою руку.

Откуда взялись эти слова? Почему я их произнесла так уверенно? Откуда вообще я взяла, что смогу разорвать круг смертельного заклинания?

Тонкие, почти что прозрачные женские пальцы. Руки, видевшие много работы, но не знавшие никогда простой ласки, не чувствовшие настоящей силы дружеской руки, протянутой своевременно. Соприкосновение пальцев. Я закрыла глаза и увидела черные дыры заклятья. Страшные, зияющие язвами плоти. Я не боюсь. Это не я. Ведь у меня есть оружие, против которого все это пыль и иллюзии.