Я у мамы инженер
Шрифт:
«Не меды, папа, совершенно не меды. Как я тебя сейчас понимаю, папа» – подумал я, роняя скупую мужскую слезу. А коньяк-то действует, как-то нейтрально подумал я, абстрагируясь от ситуации. Обида на весь свет стала волновать меня значительно меньше.
В животе разливалось живительное тепло. Это было неожиданно приятно. Уже нетвердыми руками я нарезал яблоки на закуску и налил себе второй стакан коньяка, сказав себе: «Я буду жить простыми, человеческими радостями, сказал я себе. И сейчас я уйду в запой».
Глава 3
Из запоя я вышел также быстро, как и вошел.
И с удивлением огляделся – будучи, выражаясь образным языком, несколько «подшофе», я успел одеться, собраться и дойти до станции метро. Что тут еще сказать, кроме: дурная голова ногам покоя не дает. Точнее, не дурная голова – а выпитые натощак 300 грамм коньяка. Сейчас алкоголь частично выветрился – не настолько, чтоб я пошел домой, но достаточно, чтоб очнувшееся сознание спросило у мозжечка: «А куда это ты намылился?».
«А то ты сам не знаешь? – с ехидцей ответил мозжечок, – можно подумать, у тебя много вариантов?».
Вздохнув, я продолжил спускаться по лестнице. Вариантов действительно было немного.
Внизу, на перроне станции, меня ждал очередной персонаж городского паноптикума – безумный проповедник с парой картонок, на которую были приклеены десяток пожелтевших и исчерканных вырезок из газет. Обычно безвольно стоящий или шатающийся по залу, сегодня он впырил в меня взгляд, расставив приветственно руки.
В ответ я показал ему фак, дружелюбно оскалившись. И попытался удрать, заскочив в вагон метропоезда. Точнее, попытаться удрать – координация движений всё же была ни к черту, так что я просто ударился грудью о закрывшиеся передо мной двери, отскочив, как мячик, назад.
Очумело потряся головой, я увидел, как проповедник, маша картонками, словно собираясь взлететь, ковыляет в мою сторону. И смирился, закатив глаза – судя по всему душеспасительной беседы было не избежать. Подбежавший проповедник схватил меня за пуговицу, проорав «Апокалипсис грядёт» и энергично потряс пластиковой копилкой.
– Простите, – сказал я, аккуратно стряхивая старческие персты, – что означает «грядёт» в этом контексте? Вы хотите сказать, что вот это вот всё, – с этими словами я обвел рукой заполненный москвичами перрон, – не апокалипсис?
– Это не апокалипсис, – бодро ответил проповедник. – Это станция метро «Калужская». Приобрети брошюру, там всё понятно расписано.
– Сколько? – только и смог сказать я, закрывая лицо рукой, признавая поражение. Этого деятеля не прошибешь и пушкой.
– Пятьсот рублей за одну брошюру, – отбарабанил проповедник.
– Держи, – вздохнул я, и вытащив кошелек выдал ему завалявшуюся купюру, – будет что в вагоне почитать.
– Премного благодарен, – театрально поклонился проповедник.
После чего развернулся и бросился, шаркая ногами, к очередной жертве.
– Эй,
– Тебе нужна брошюра? – искренне удивился проповедник, – ты что, собираешься её читать?
– Ну да, – в свою очередь удивился я.
– Никто брошюры не берет, только деньги суют, – растрогался проповедник, – там на последней странице телефон для контактов.
– Хорошая бумага, мягкая, – сказал я, получив мятую и теплую, от долгого ношения в кармане брошюру.
После чего не выдержал и сделал характерное движение руками – словно мял ткань. Узнавший жест проповедник отшатнулся, делая отвращающей зло жест. Я, в свою очередь, довольно ухмыльнулся.
Но, не успел даже прислониться к колонне, как до меня докопались бездельничающее на станции трио полицаев.
– Добрый вечер, сержант Бр-р-р-р-буев, – нарочито неразборчиво представился самый толстый из них, – что у вас в рюкзаке?
– А вы угадайте, – сказал я, – я дам вам три попытки.
Слоняющихся по метро полицаев, которых, вместо ловли бандитов, заставляют охранять воздух, я откровенно недолюбливал. Как и любых бездельников.
– Вы должны показать, что у вас в рюкзаке, – пробасил толстяк.
– Ты просишь у меня разрешение на досмотр ручной клади, но делаешь это без уважения, – сказал я, – не имея законного основания, не собрав понятых.
– Вот зачем ты в бутылку лезешь? – доверительным тоном, как давнему знакомому сказал мне сержант Бр-р-р-р-буев, – Сейчас мы тебя задержим и все твои вещи осмотрим.
– А я потом, всю следующую неделю буду на вас жалобы в прокуратуру писать. Оно вам надо?
По скривившемуся лицу Бр-р-р-р-буева было видно, что нет – жизнь без разбирательств в прокуратуре нравилась ему заметно больше. Но и так просто отпустить нахамившего ему прохожего он не мог.
– Ты что, проблем ищешь? Ты что, не понимаешь, какое сейчас время? Враги кругом. А ты нашей работе мешаешь. Вот зачем ты это делаешь?
– Свои права уважаю, вот почему. Вам дай волю, вы мне в жопу с фонариком залезете.
– И залезем, если надо будет, – с вызовом сказал Бр-р-р-р-буев. В голосе его слышалась гордость за свою работу.
В следующую секунду, я провернул старый, известный по кинокомедиям трюк: вытаращив глаза, я уставился в точку за спинами полицаев, бормоча «Вы только поглядите, что делается-то!». И пока полицаи глядели, синхронно, словно имея общее сознание, развернувшись в сторону, куда я напряженно вглядывался, я заскочил в подошедший поезд, успев за доли секунды до закрытия дверей.
«Интересно, – подумал я, – во мне что-то изменилось, сделав видимым для попрошаек? Ах, ну да, ну да, я же пьяный. Надо срочно трезветь, а то я привлекаю гиен, как слабое и больное животное!». И, откинувшись на спинку кресла, постарался на секунду уснуть.