Я убил Степана Бандеру
Шрифт:
По мере приближения фронта к границам Германии усиливалась роль так называемого «кляйнкрига» («малой войны»), предполагавшая активизацию диверсий и подрывных мероприятий в тылу советских войск. 12 февраля 1944 года в составе Главного управления имперской безопасности было создано 8-е управление, занимавшееся координацией деятельности пятой колонны.
Весной того же года в Тернополе прошли переговоры между представителем Провода ОУН Гриньохом (Гераси-мовским) с начальником полиции безопасности и СД дивизии «Галичина» оберштурмбаннфюрером СС Витиской и криминал-комиссаром Папе, представителем СД в Галицийском крае. В обмен на взаимное прекращение огня и помощь оружием украинской стороне ОУН-УПА обещали предоставлять немцам разведданные о советских и польских вооружённых частях. Позже Гриньох подтвердил эти договоренности и выразил готовность принимать участие в диверсионно-террористических акциях, выдвинув единственное условие – освобождение из концлагерей украинских узников, в первую очередь Степана Бандеры.
Через несколько дней командующий УПА-«Север» Дмитро Клячковский (Савур) через абверкоманду группы армий «Северная Украина» передал собранные агентурные сведения в обмен на 20 полевых и 10 зенитных пушек, 500 автоматов, 250 тысяч патронов и 10 тысяч гранат. Конечно, это был выгодный «товарообмен», повесомее тех самых упомянутых «тридцати сребреников»…
Одновременно Савур отдал приказ своим частям: «Борьбы с мадьярами, словаками и другими союзными войсками Гитлера не ведём…»
Командование вермахта высоко оценивало сотрудничество с бандеровцами. На совещании во Львове 19 апреля 1944 года командиры абверкоманд группы армий «Юг» не скупились на комплименты. Материалы, полученные от УПА, говорил подполковник Линдгард, «исключительно исчерпывающи и… годятся для применения армией в военном плане», подчёркивая, что без помощи повстанческой разведки агентурная деятельность немецких разведорганов «была бы вообще невозможна». Ему вторил подполковник Зелингер, утверждая, что подрывная работа за линией фронта «может осуществляться только с помощью УПА».
Ещё в Заксенхаузене Степан Бандера инструктировал Шухевича: «Под влиянием большевистской действительности наименее стойкие элементы, безусловно, в абсолютном большинстве перейдут на сторону советов. Они вдвойне опасны для нашей дальнейшей работы, и их возможный переход… подорвёт престиж ОУН и УПА, а их борьба, на которую они активно пойдут вместе с большевиками против ОУН, исключит любую возможность нашей подпольной работы… А потому необходимо немедленно и как можно секретнее, во имя великого национального
Первый, указывал Проводник, – это открытый бой, в котором найдут свою смерть и правые и виноватые. Второй – уничтожение предателей с помощью известных методов работы службы безопасности ОУН.
Отступая, гитлеровцы проявляли трогательную заботу о материально-техническом обеспечении будущего подполья на оставляемой ими Западной Украине и активном использовании военно-организационных и разведывательно-подрывных возможностей частей УПА. Генерал-майор Бреннер в этой связи отдал особое распоряжение:
«Начатые в районе Деражино переговоры с руководством национальной Украинской повстанческой армии были успешно проведены также в районе Верба. Достигнуты договорённости. Немецкие части не подвергаются нападению со стороны УПА. УПА засылает лазутчиков, преимущественно девушек, в занятые врагом районы и сообщает результаты разведотделу боевой группы Притцмана. Пленные красноармейцы, а также советские партизаны препровождаются в разведывательные отделы для допроса; местные вражеские элементы используются боевой группой на работах. Чтобы не мешать этому необходимому взаимодействию, приказываю:
1. Агентам УПА, которые имеют удостоверения за подписью „капитан Феликс”, или тем, кто выдает себя за членов УПА, разрешать беспрепятственный проход; оружие оставлять при них. По требованию агента предоставлять им быстрейший доступ в разведотдел.
2. Члены частей УПА при встрече с немецкими частями для опознавания поднимают левую руку с раздвинутыми пальцами к лицу; таковых не задерживать, – это означает их взаимопонимание.
3. Со стороны УПА имеются нарекания на то, что немецкие регулярные части производят самовольные реквизиции, особенно домашней птицы. В связи с этим согласно приказу от 2 февраля 1944 г. командиры частей привлекаются за эти самовольные реквизиции, чтобы таковые прекратить».
Со своей стороны, оуновцы выдвигали единственное условие – хранить в секрете факт их взаимовыгодного сотрудничества. Обращаясь к германскому командованию, Гриньох предлагал: «Доставка оружия и диверсионных средств с немецкой стороны через линию фронта для подразделений УПА должна проводиться по всем правилам конспирации, чтобы не дать большевикам в руки никаких доказательств относительно украинцев – союзников немцев, которые остались за линией фронта. Поэтому ОУН просит, чтобы переговоры… шли от центра и чтобы партнёрами с немецкой стороны была, по возможности, полиция безопасности, так как она знакома с правилами конспирации».
Но всё же с отступлением немецких частей на запад бандеровцев всё чаще посещают пораженческие настроения. Даже беззаветно преданный идее Роман Шухевич, предчувствуя грядущие «чёрные дни», признавал: «Об украинских массах говорить поздно. Мы их плохо воспитали, мало убивали, вешали. Теперь следует думать о том, как сохранить Организацию…»
По призванию и врождённым качествам бойцы УПА были превосходными конспираторами. Подпольные территориальные структуры действовали в большинстве населённых пунктов Галичины. В каждом селе, хуторе сооружались уникальные тайные схроны, так называемые крыивки (укрытия), в которых находили убежище боевики. При выборе и способах обустройства лежбищ проявлялись чудеса изобретательности и находчивости, нередко ставившие в тупик бывалых смершевцев.
Крыивки, как правило, сооружались на сельском или городском подворье при согласии и активной помощи хозяев. Схроны рыли ночами, вёдрами или мешками выносили грунт подальше от дворов и там рассеивали по земле или ссыпали в речку или пруд. На Ивано-Франковщине крыивки часто копали параллельно с шурфом действующего колодца, сверху перекрывали и плотно утрамбовывали слоем земли. Вход-люк вырезали в деревянной стенке колодца-криницы на двухметровой глубине от верхнего сруба, и сверху заметить его было невозможно. Стоило в селе грянуть облаве, как подпольщики мгновенно ныряли в колодец, спускались по цепи, к которой крепилось ведро, открывали лаз и закрывались изнутри.
В схронах боевики могли находиться по нескольку дней, пока не минует угроза ареста. Но и там они не сидели сложа руки – сочиняли листовки и обращения, врачевали раны, приводили в порядок оружие. Еду им готовила и тайком передавала хозяйка: обычно в пустое ведро она ставила горшок с варёной картошкой и мясом, какими-то овощами, а потом тихонько, даже не сторонясь соседей, направлялась с ним к колодцу – как бы за водой. Там опускала ведро до уровня тайного люка и подавала условный сигнал. Сидельцы забирали провиант, а ведро опускали ниже. Зачерпнув воды, женщина возвращалась в хату. При такой конспирации крыивку не могли обнаружить чужаки, хоть сутками сидевшие в засаде в кустах за соседским забором.
Тяжелее приходилось зимой – в стужу крыивка могла обернуться для боевиков могильным склепом. Не случайно первыми, кого брали на заметку чекисты, были люди, страдающие радикулитом или ревматизмом, – верная примета того, что человек долгое время провёл в подземном бункере.
Спасаясь от холодов и сырости, тоже пускались на хитрости. Неким умельцам удалось соорудить схрон с входом прямо под кухонной печью, накрыв его толстым листом металла. При малейшей опасности боевики спускались в убежище и закрывали за собой лаз. А хозяйка при этом поджигала заранее приготовленные дрова и ставила на огонь бак с водой…
Кроме малогабаритных крыивок, предназначенных для временного пребывания, подальше от населённых пунктов и дорог, в гористой местности устраивали целые подземные поселения с автономной системой жизнеобеспечения, которая позволяла прятаться в них неделями, а то и месяцами. Чаще здесь применяли уже не шахтный, а открытый способ. Труднодоступные, они надёжно функционировали аж до середины 1950-х годов. Скажем, в Городенсковском районе на Ивано-Франковщине, возле села Копачинцы, до осени 1956 года функционировала «трёхкомнатная» крыивка, где «с удобствами» проживало семь боевиков, в том числе и три женщины. Место для схрона – в лесу над рекой – боевики выбрали так, что к нему незаметно подкрасться было невозможно. В подземелье по тайному ходу, прикрытому досками, на которых рос куст лесного ореха, «домочадцы» проникали, спускаясь по лесенке. Интересным в инженерном плане был дымоход: над печкой архитекторы-любители приладили широкую трубу с тонкими трубочками, по которым дым струился на поверхность, сразу равеиваясь. Маскировал дымоход густой кустарник. Для удаления мусора и нечистот сидельцы даже проложили некое подобие канализации.С провиантом тоже проблем почти не было. Овощи и фрукты они добывали на колхозных полях и в садах. В лесах собирали грибы, ягоды, орехи, травы. Мёдом, молоком и салом их снабжали местные жители.
Именно для прижимистых селян оуновские финансисты в послевоенные годы придумали так называемые облигации боевого фонда (бофоны) УПА. Бофоны являлись как бы денежными обязательствами бандеровцев за предоставляемые им услуги и товары. Кстати, выпускали бандеровцы свои бофоны по эскизам проверенного живописца Нила Хаевича. Поначалу бофоны пошли нарасхват.
– Ты мне сегодня хрюшку, а я тебе – облигацию.
– Сколько?
– Да хоть на тыщу карбованцев… Скоро миллионером станешь!..
Одна беда – в крыивках боевиков одолевали хвори: кроме неизбежных радикулита и ревматизма подстерегали ещё и туберкулез, цинга, потеря зрения.
Порой схроны красным поисковикам всё же удавалось найти. Чаще зимой, когда заметнее были струйки тёплого воздуха, выходившие из примитивного «вентиляционного» люка. Когда чекисты стали применять в своих поисках собак, совсем стало туго. Обнаруженные боевики, прекрасно понимая, что их ждёт на земле, как правило, подрывали себя, стрелялись…
5 апреля 1944 года заместитель наркома внутренних дел СССР, комиссар госбезопасности 3-го ранга Серов утвердил инструкцию о порядке ссылки членов семей оуновцев и активных повстанцев в отдалённые районы Союза ССР:
«Раздел 1
Ссылке подлежат все совершеннолетние члены семей оуновцев и активных повстанцев, как арестованных, так и убитых при столкновении, а их имущество – конфискации в соответствии с приказом НКВД СССР № 001552 от 10 декабря 1940 года.
Кроме этой категории, подлежат также ссылке семьи актива и руководящего состава ОУН – УПА, скрывающихся и находящихся в данное время на нелегальном положении, как то: коменданты, помощники комендантов и сотрудники СБ; районные и надрайонные проводники ОУН; сотенные; станичные; коменданты ОУН; куренные; господарчие; шефы и референты связи; активные участники банд.
Несовершеннолетние члены семей следуют вместе со своими родными. Имущество ссыльных подлежит конфискации.
Ссылку производить в отдалённые районы Красноярского края, Омской, Новосибирской и Иркутской областей.
Раздел 2
Установить следующий порядок оформления документов (материалов) о выселении…
а) начальники городских и районных отделов НКВД– НКГБ на основании имеющихся документальных данных о практической бандитской деятельности оуновцев и повстанцев составляют списки семей, подлежащих ссылке по каждому району в отдельности по прилагаемой форме, и мотивированные заключения о выселении на каждую семью отдельно…
Направление в ссылку… производить после утверждения наркомом внутренних дел УССР, не дожидаясь решений ОСО.
Раздел 3
Для выселения… в каждый район выделяется группа оперативных работников, которая совместно с представителями местных органов власти (исполкома) является в дом (квартиру) ссылаемых, объявляет членам семьи решение о ссылке и предлагает собрать вещи, которые им разрешается брать с собой; производит опись имущества, подлежащего конфискации, и передаёт это имущество по акту представителю местных органов власти и под конвоем направляет всех членов семьи, подлежащих ссылке, вместе с вещами на намеченную железнодорожную станцию для погрузки в вагоны…
Раздел 4
Ссыльным разрешается брать с собой:
а) одежду, бельё, обувь, постельные принадлежности;
б) посуду столовую, чайную, кухонную (ложки, ножи, вилки, вёдра и т. д.);
в) мелкий хозяйственный инвентарь, бытовой инструмент и орудия мелкого кустарного или ремесленного производства (топор, пила, лопата, коса, грабли, вилы, молоток, швейная машинка и т. д.);
г) продовольствие из расчёта не менее месячного запаса на семью (разрешать брать продукты неограниченно);
д) сундук или ящик для упаковки вещей.
Общий вес указанных вещей не должен превышать 500 кг на каждую семью.
Обратить особое внимание, чтобы выселяемые семьи брали с собой как можно больше одежды, обуви и продуктов питания, деньги без ограничения суммы и бытовые ценности (кольца, часы, серьги, браслеты, портсигары и т. д.).
Раздел 5
Конфискации подлежат все принадлежащие ссыльным постройки, сельскохозяйственный инвентарь (за исключением разрешённого к вывозу мелкого инвентаря) и домашний скот…
Раздел 6
Порядок конвоирования ссылаемых в пути следования до железнодорожной станции назначения определяется уставом конвойной службы…»Уловив панические настроения галичан, ушлые пропагандисты из ведомства Геббельса тут же сочинили свой, вполне правдоподобный «приказ Жукова о выселении украинцев в Сибирь»:
«Совершенно секретно
Приказ № 0078/42
22 июня 1944 года г. Москва
ПО НАРОДНОМУ КОМИССАРИАТУ
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР
И НАРОДНОМУ КОМИССАРИАТУ
ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР
Содержание:
О ликвидации саботажа на Украине и о контроле над командирами и красноармейцами, мобилизованными из освобождённых областей Украины.
Агентурной разведкой установлено: за последнее время на Украине, особенно в Киевской, Полтавской, Винницкой, Ровенской и других областях, наблюдается явно враждебное настроение украинского населения к Красной Армии и органам Советской власти. В отдельных районах и областях украинское население сопротивляется выполнению мероприятий партии и правительства по восстановлению колхозов и сдаче хлеба для нужд Красной Армии. Для того чтобы сорвать колхозное строительство, хищнически забивают скот. Чтобы сорвать снабжение продовольствием Красной Армии, хлеб закапывают в ямы. Во многих районах враждебные украинские элементы, преимущественно из лиц, уклоняющихся от мобилизации в Красную Армию, организовали в лесах зелёные банды, которые не только взрывают воинские эшелоны, но и нападают на небольшие воинские части, а также убивают
Украины, стали разлагаться и переходить на сторону врага. Из вышеизложенного видно, что украинское население стало на путь явного саботажа Красной Армии и Советской власти и стремится к возврату немецких оккупантов. Поэтому в целях ликвидации и контроля над мобилизованными красноармейцами и командирами освобождённых областей Украины приказываю:
1. Выслать в отдалённые края Союза ССР всех украинцев, проживавших под властью оккупантов.
2. Выселение производить: а) в первую очередь украинцев, которые работали и служили у немцев; б) во вторую очередь выселять всех остальных украинцев, которые знакомы с жизнью во время немецкой оккупации; в) выселение начать после того, как будет собран урожай и сдан государству для нужд Красной Армии; г) выселение производить только ночью и внезапно, чтобы не позволить скрыться и не дать знать членам его семьи, которые находятся в Красной Армии.
3. Над красноармейцами и командирами из оккупированных областей установить следующий контроль: а) завести в особых отделах специальные дела на каждого;
б) все письма проверять не через цензуру, а через особый отдел; в) прикрепить одного секретного сотрудника на 5 человек командиров и красноармейцев.
4. Для борьбы с антисоветскими бандами перебросить 12-ю и 25-ю карательные дивизии НКВД.
Приказ объявить до командира полка включительно.
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР
БЕРИЯ .
Зам. народного комиссара обороны Союза ССР
ЖУКОВ .
Верно: начальник 4-го отделения полковник
ФЁДОРОВ» [18] .Ну и что с того, что подобного рода «документ» по элементарным канонам бюрократической канцелярии никак не могли подписать Берия вместе с Жуковым? Главное – посеять страх, а истину утопим. Тем более что депортация «членов семей оуновцев – украинских националистов, бандитов и бандпособников» чекистами проводилась практически по этой схеме ускоренными темпами.
«В нашей работе имеется одна ошибка, – излагал свои соображения командир 88-го пограничного отряда НКВД. – Мы убиваем повстанцев, мы видим мёртвого повстанца, но за каждым повстанцем остаётся жена, брат, сестра и так далее», то есть члены семьи, чьё общее чувство преследуемых порождает будущее сопротивление. Когда же начнём наказывать семьи?..
Призыв был поддержан. На совместном совещании партактива и руководства МГБ 14 февраля 1946 года секретарь Дрогобычского обкома Олексенко обратился непосредственно к первому секретарю Хрущёву: «Я прошу Вас, Никита Сергеевич. Дайте нам эшелоны, чтобы мы могли выслать семейства повстанцев. Это имеет большое значение и поможет нам достичь [нашей цели]. Мы готовы провести массовые высылки…»
Спустя год на подобном же совещании во Львове с участием товарищей Кагановича и Хрущёва секретарь Станиславского обкома Слонь требовал: «Мы должны репрессировать членов семей как предателей нации. Мы должны выслать семейства мятежников как опасную угрозу безопасности государства…»
Под особым присмотром находились молодые галичане, призванные в ряды Красной армии. 23 марта 1944 года вышла директива ГлавПУРа (Главного политуправления) «О работе с призванными из освобождённых районов западных областей Украинской ССР». В соответствии с ней первоначальная проверка должна была проходить уже во время мобилизации, в которой принимали участие офицеры местных или фронтовых органов НКВД. Подозреваемых в сотрудничестве с немцами отправляли в тыл для дальнейшей проверки или в штрафные батальоны, где им предстояло «искупить кровью свою вину перед Родиной за то, что активно не выступали против немцев». Всех прочих – в маршевые роты или запасные полки. Там уже плотное «шефство» над ними брали смершевцы.У руководства ОУН – УПА были свои счёты с теми, кто не воспротивился возвращению советской власти на Западную Украину: «Действовать так, чтобы все, кто её поддерживает, уничтожались… Не запугивать, а физически уничтожать… Пусть из украинского населения останется половина – ничего страшного нет. Мы должны уничтожать всех, кого заподозрили в связях с Советской властью. А семьи их будут вырезаться до третьего колена…»
«Приговор.
19 октября 1944 г. суд военного трибунала, рассмотрев дело против Мирончук Татьяны, признал её виновной в сотрудничестве с НКВД. На основании её признания суд приговаривает Мирончук Татьяну к смерти.
Приговор приведён в исполнение 19.X. 1944 г. в 5 часов утра. Слава Украине! Героям слава!
Ком. пол. БЕРЕЖНЮК».Таков был стандартный текст универсального смертного приговора, разработанного службой безопасности УПА. Менялись лишь даты, имена подсудимых и псевдонимы исполнителей.
Особую ненависть подпольной службы безопасности вызывали «москальки» – молодые украинки, уличённые в связях с «советскими оккупантами», попросту говоря «красноармейские шлюхи».
В июне 1948 года уборщица Львовского университета, наводя порядок в конюшне, в земляном полу случайно наткнулась на останки человеческих тел. В ходе расследования и раскопок были найдены 18 обнажённых и изуродованных трупов – 17 женщин и 1 подростка.
«С ноября 1947 г. мы систематически убивали лояльно настроенных к советскому режиму жителей близ расположенных к городу Львову районов, – показывал на следствии один из убийц. – С этой целью встречали намеченных к ликвидации на вокзале или городском базаре, заманивали их под разными предлогами в конюшню университета. Там мы убивали их ударами тупого предмета по голове, после чего закапывали в землю».
Составлялись проскрипционные списки «греховодниц». В конце 1944 года такой список был обнаружен в селе Розваж Золочивского района. В нём значились фамилии восьми местных жительниц, которых соседи подозревали в измене:
«…Морцам Юлия, украинка, в 1941 году была членом Коммунистического союза молодёжи и информатором НКВД. Когда в 1944 г. вернулись Советы, она начала работать ещё более активно… Она информировала обо всём НКВД и руководителя района… Каждый день она гуляет с НКВД и кричит „Долой бандеровцев!”…
…Михайлюк Юлия, по национальности русская, была связана с поляками и советскими партизанами, а теперь стала главным информатором НКВД… Она доносит НКВД и местному партийному секретарю обо всём, что случилось в селе. Она (было подслушано) говорит: „Долой бандеровцев! Теперь пришло время, чтобы начать жить жизнью, которую мы все ждали. К чёрту вас и ваших бандеровцев!”
…Литарчук Фима, по национальности украинка… Доносит о тех, кто скрывается… Имеет очень тесную связь с председателем сельсовета и секретарём местной партячейки. Много раз её заставали с НКВД и представителем райкома партии… Она (было подслушано) кричит: „Долой бандеровцев! Мы достаточно долго ждали свободу. Теперь время, чтобы жить!”
…Подписано: Заверуха. Слава Украине! Героям слава!»Каратели СБ ОУН наказывали «грешниц» за малейшую провинность: семнадцатилетнюю Марину Мойсин – за то, что два её двоюродных брата служили в Красной армии, а сама она систематически носила для продажи молоко в дом, где жили сотрудники МВД – МГБ. Пятнадцатилетнюю Машу Буяновскую за то, что её брат служил в Красной армии, а сама она, будучи угнанной в Германию, четыре года работала на жирного бюргера… В смертном приговоре СБ относительно двадцатитрехлетней Марии Мирон значилось: «Лояльно расположена к советскому режиму. Аккуратно выполняла все обязательства перед государством».
В вину молодым людям вменялось даже место рождения. В сводке МГБ от 4 августа 1948 года значилось: «Были захвачены и зверски замучены работавшие на территории Станиславской области геологи Балашова Наталья, 1921 года рождения, уроженка и жительница города Москвы, член ВКП(б), и Рыбкин Леонид, 1925 года рождения, уроженец и житель города Москвы, член ВЛКСМ…»
Уповец Ленив по кличке Резунчик откровенничал: «С моим участием было уничтожено до 200 человек, которые были заподозрены в связях с органами МГБ, либо членов ОУН и в измене… В августе – сентябре 1946 года, когда наша бандбоёвка СБ дислоцировалась в селе Топильск Станиславской области, руководителем её Омелько была заподозрена в связях с органами МГБ курьер Пергинского районного провода ОУН – девушка по кличке Чаривна. После допросов, сопровождавшихся различными изуверствами, Чаривна не дала показаний о своей связи с органами МГБ, однако комендант бандбоёвки Омелько приказал повесить её…»
По данным канадского историка Виктора Полищука, в 1943–1944 годах жертвами бандеровского террора стало по меньшей мере 120 тысяч невинных поляков и около 80 тысяч украинцев. Его киевский коллега профессор Анатолий Чайковский считает, что общее число жертв, погибших от рук ОУН-УПА, превысило 300 тысяч человек. По оценкам других исследователей – француза А. Герена, американца К. Симпсона, итальянца Д. Боофа и других по своей жестокости и цинизму преступления бандеровцев против человечества не уступают нацистским, а в ряде случаев превосходят их.
«Епископ Феофан, служивший в старинном Мукачевском монастыре, в своих проповедях осуждал кровавые выходки бандеровцев, – сообщал руководитель местного управления МГБ. – Однажды он получил письмо с изображением трезубца: это было последним предупреждением бандитского подполья. Но Феофан продолжал своё святое дело. Вскоре его нашли мёртвым, причём не где-нибудь, а в келье… Епископа не просто убили, а умерщвили средневековым зверским способом: обмотали его голову проволокой, подоткнули под неё палку и начали её медленно вращать до тех пор, пока не треснул череп…»
Впрочем, «методы работы» МВД и МГБ мало чем отличались от профессиональных навыков палачей-оуновцев. В обзоре 1946 года контрольной комиссии ВКП(б) значилось: «Начальник Глинянского райотдела МВД Львовской области Матюхин П. E., допрашивая Михальскую Е. Г., изнасиловал и жестоко избил её. Просидев под арестом с 27 января по 18 февраля с. г., Михальская из-под стражи была освобождена… Матюхиным также было изнасиловано по крайней мере четыре других девушки незаконно арестованных: Пастернак, Костив, Покира и Степанова… Они были освобождены после учинённого над ними насилия и издевательства…»; «Начальник Богородчанского райотдела МВД Станиславской области Беспалов М. Д. и его заместитель Борисов И. 3. в феврале незаконно арестовали гражданок Снытько Марию и Фанегу Прасковью. Во время допроса их избивали, а затем посадили в холодную камеру. После освобождения из-под ареста от перенесённых побоев Снытько умерла…».
В силу определённых обстоятельств партизанская война со временем всё больше начинала напоминать разбой и бандитизм, направленный против своих же односельчан или жителей ближайшего хутора. Мёрзнувшие в лесных схронах мужики не только желали крови ненавистных «коммуняк» и славы Украине, но и каждый день хотели жрать. Рано или поздно (чаще как раз поздно – в ночную пору) они совершали набеги на соседние сёла. Борцов с Советами сердобольные крестьяне, конечно, кормили чем бог послал. Гости приходили снова, в следующую ночь, особенно к тем, кто не выказывал гостеприимства, а значит, втихаря подгавкивал красным. При этом уже не просили – требовали хоть последнюю овцу или корову и шарили по амбарам, выгребая всё, что попадалось на глаза. Стоит ли так поступать с земляками? Очередной ночью хозяева встречали «гостей» уже увесистой дубиной. Кого-то избивали до крови или даже до смерти. Карпатские хлопцы умеют грудью постоять за своё добро – с вилами против автоматов пойдут, один чёрт, против каких – москальских ППШ или немецких «шмайссеров».
Из «Донесения секретаря Березовского РК КП(б)У Коржа секретарю Каменец-Подольского обкома КП(б)У тов. Петрову № 51 6 апреля 1944 г. о случаях нападения бандеровских отрядов и вооружённой банды» [19] : «4.IV.44 г. Вооружённый бандеровский отряд около 40 человек в 2 часа ночи сделал налёт на с. Киликиев нашего района… Отряд в смешанной форме… арестовал истребка охраняющий с/совет, затем под угрозой оружия заставил стучать в окно к председателю с/совета тов. Рогань. При открытии квартиры в дом вошло половину отряда, отобрав у последнего автомат, а затем также под силой оружия заставили стучаться в квартиру по всему активу села и военнослужащих, расквартированных в селе. Таким образом отряд обезоружил: председателя с/совета, истребка, счетовода колхоза, председателя колхоза, одного лётчика, двух часовых, охранявших аварийный самолёт, шофёра и лейтенанта. Затем отряд снял с аварийного самолета „ИЛ-2” два крупнокалиберных пулемёта, побив приборы на самолёте, и ушёл. Все арестованы и обезоружены были невредимы отпущены с предупреждением: „говорять энкеведисты, что мы убиваем людей… неверно. Мы убиваем именно энкеведистов, а вы идите спать. Придёт время вы сами к нам прийдете”…»В свободном поиске
Во второй половине 1944 года в Заксенхаузен пожаловал сам шеф СС Генрих Гиммлер. Навестив Степана Андреевича, высокий гость сообщил многолетнему сидельцу: «Необходимость вашего вынужденного пребывания под мнимым арестом, вызванная обстоятельствами, временем и интересами дела, отпала. Отныне начинается новый этап сотрудничества, наша победа обеспечит и ваше будущее».
После отступления немцев с Украины держать Бандеру в лагере стало бессмысленно. 25 сентября 1944 года Бандера и другие видные оуновцы, в том числе Андрей Мельник, были освобождены.