Я - убийца
Шрифт:
Ему помогли.
Глава 27
В жизни каждого человека иногда случаются особенно неудачные, будто роковые, черные дни. Когда абсолютно все валится из рук, за что ни возьмись. Когда одна за другой случаются просто невероятные неудачи, даже в тех делах, которые, казалось бы, давным-давно закончены и всеми забыты. А вот всплывает, словно нарочно, чтобы еще гаже сделать и без того поганые стечения отвратительных обстоятельств. И тогда не везет буквально во всем. В таком случае лучше бы запереться в
Вот такой мерзкий день нежданно-негаданно обрушился на Бориса Антоненко.
Сначала «стайкой наискосок» прошли досадные мелочи – яйцо в автоматической яйцеварке переварилось, в шкафу на вешалке каким-то злым чудом рубашка оказалась неглаженой, пропал синий галстук, обнаружилась дырка в носке, а в довершение домашних пакостей мстительный кот нагадил в туфли.
Не говоря уже о том, что все утро из-за неряхи дочери ссорился с женой.
В туче мелких неприятностей кое-как добрался на службу.
И тут уж сразу пошло крупнее – для начала суд вернул на доследование законченное им дело. В определении говорилось, что следствие проведено неполно и необъективно.
Начальник следственного управления вызвал на ковер. По этому поводу. Наверное, хотел сделать теплое дружеское предупреждение, но получился форменный скандал. Снял, называется, стружку. С кожей... Чуть ли не до увольнения.
Антоненко едва вырвался из когтистых лап руководства, пришел в кабинет, хотел передохнуть, а тут из Бутырки поступило официальное сообщение о том, что подследственный Игнатьев Игорь Всеволодович после допроса следователя снова попытался покончить с собой, «осуществил повторный акт суицида», то есть расковырял швы на горле. Теперь его перевели в реанимационное отделение. И на два дня запретили всякие контакты и следственные действия с ним.
Казалось бы, чем уж тут дополнить эту чашу с дерьмом?
Однако это было лишь приближением к главному несчастью. Апофеоз бедствий случился у Бориса в три часа дня.
Позвонила Зойка.
Он стонала, рыдала, ругалась. Угрожала и требовала немедленно приехать к ней.
– Если через пять минут ты не будешь здесь, – орала Зойка, – я вызываю милицию! Пусть приедут и во всем разберутся. Я напишу официальное заявление! Будет суд! Я так и знала, что этим кончится! Все из-за тебя! Пусть тебя тоже посадят! Это все ты! И сюда ты меня специально перетащил! На мою погибель!
– Что случилось? Опять соседские гости?
– Немедленно приезжай!
– Что-нибудь нужно купить по пути?
– Возьми с собой пистолет и побольше патронов! Я тебе серьезно говорю! У тебя есть персональное оружие?
Пришлось ехать.
«Может быть, это и к лучшему. От начальства с глаз долой. Не мешкая, надо отсюда незаметно смыться, исчезнуть, испариться, – думал по пути печальный следователь Антоненко. – Меньше несчастий случится на работе. А мне сейчас это ни к чему».
Приближалась аттестационная комиссия, и у Бориса, конечно, были определенные надежды на повышение
По пути к Зойкиному дому его несколько раз подряд обрызгали машины, проезжающие по лужам. Но на эти мелкие дорожные неприятности Борис просто-напросто закрыл глаза.
А вот в подъезде!.. Были отключены сразу оба лифта. Дворник и жэковские слесаря ругались с техником-смотрителем, кто-то на улице высматривал давно уже вызванную аварийку.
А бедному Борису пришлось пешком чапать аж на десятый этаж! По дороге он проклинал на чем свет стоит и этот черный день, и тот, не лучше, когда он вообще встретился с Зойкой!.. А ведь это Гордеев подсунул адресок!.. Гад, а не товарищ. Но больше всех досталось пацанам, которые катаются на крышах лифтов и портят людям здоровье.
– Ведь многие престарелые и просто больные люди, – сокрушался потный Антоненко, – отрезаны от мира! И даже «скорая» не сможет помочь им! Попробуй на семнадцатый этаж пехом?
Мимо него, кивая с пониманием, спускались женщины с авоськами, девочки с собаками, деловые молодые люди с кейсами.
– Давно пора порядок навести! – зарычал пузатый старик, отдувающийся на лестничной площадке. – Распустили страну! Все стены размалевали матом! Такое нарисовали! Нам нужна сильная рука! Чтобы вымести всю эту погань!
– Правильно, – на бегу подначивает его тощенький, как морской конек, остроносенький пацаненок, – надо расстрелять миллиона полтора. Чтоб не гадили в подъездах!
– Я тебя! – замахнулся пузатый. – Доболтаешься! Вот с тебя и начнут!
Зойка долго не открывала. Позвонил раз, другой, третий...
Наконец открыла – стоит мокрая, прикрываясь полотенцем.
– Какая жара! – Вспотевший Борис, закрыв за собой дверь, утерся ее прохладным, мокрым полотенцем.
– Сейчас тебе еще жарче станет, – зловеще пообещала Зойка, меняя полотенце на халат. – Я тебя, скотину ментовскую, убивать буду!
– За что, Зоя? Мне и так сегодня...
– А мне? – Зойка тут же накинулась на него с кулаками.
В самом прямом смысле слова! Она просто взорвалась рыданием, колотила его по груди, по плечам. Благо что до лица не доставала. Борис, осыпаемый градом ударов, ухитрился выключить свет в ванной и, отступая, переместить события из коммунальной прихожей в Зойкину комнату:
– Успокойся, заинька. Ты меня если и не убьешь, то поцарапаешь здорово. Мне же на работу, – закрывается Борис.
– Знаю я твою работу! – ревет Зойка. – Теперь знаю! На собственной шкуре!..
– Да что же случилось? – Борис крепко обхватил ее и усадил на диван. – Успокойся. И расскажи все по порядку...
– Какой еще порядок? – Зойка повалилась на подушку, закрывая лицо руками.
– Ну, ну, – Борис погладил ее по голове. – Все будет хорошо.
– Не будет! – закричала Зойка в подушку.
Борис понял, что он здорово вляпался. Эти бабьи истерики до черта надоели ему и дома. По любому поводу крики, ор, галдеж! То туфли не те, то какая-то девка что-то не так сказала... и ведь знают, чем достать! Слезами!