Я убью тебя, милый

Шилова Юлия Витальевна

Папик несколько раз перекрестился. Я не стала спрашивать его о том, действительно ли он верит в Бога. Сейчас многие молятся, крестятся, посещают церковь. Я знаю массу людей, которые ходят в церковь только потому, что это модно. Но папик не из тех. Он никогда не был дешевым фраером и пижоном, а ведь Вадим, убивший Таньку, носил на шее массивный крест, посещал храм и держал в кармане пиджака небольшую икону. Я не люблю ходить в церковь. Мне противно смотреть на злобных бабок, целующих иконы и тушащих грязными пальцами свечи. Терпеть не могу, когда прямо

в храме подходят нищие и нагло выпрашивают деньги, дыша в лицо устоявшимся перегаром. Мне всегда хотелось дать в рожу тем, кто цеплялся ко мне с просьбой одеться в церковь попроще и повязать голову платком. Противно смотреть, как батюшка свои речи по бумажке читает. Мог бы сделать вид, что наизусть их помнит. Церковь не успокаивает душу, там невозможно сосредоточиться и подумать о своем.

— Мы ее отпевали, — перебил мои мысли папик, — в Богоявленском соборе. Пришлось хорошо заплатить. Сама понимаешь, в наше время без денег ничего не получишь.

— Не люблю церковь, — вздохнула я. — Да и Танька, наверное, при жизни ее не очень жаловала. Терпеть не могу этих грязных бабок, распоряжающихся в храме так, словно они у себя дома. Диктуют свои правила, не считаясь с тем, что нормальный человек приходит в церковь покаяться, подумать о своем. Господу все равно, в чем ты одет и все ли каноны соблюдаешь. Глупо молиться чужими словами, не вкладывая своего.

— Да, Дашенька, ты права. Я тоже не понимаю, почему кто-то должен стоять между людьми и Богом. Попы берут деньги за то, что должны делать бесплатно.

— И кладут эти деньги явно не в церковную казну, — вздохнула я.

— Спи спокойно, моя девочка, — прошептал папик, наклонился и поцеловал Танькину фотографию.

Я вытерла слезы и проделала то же самое. На душе было гадко и муторно. Мы вот сейчас уйдем, а Танька останется одна. За что ей такое наказание?!

— Уходить с кладбища намного тяжелее, чем на него приходить, — сказал папик. — Может, охрану поставить? Пусть стоит, чтобы ей веселее было.

Она умерла. — По моим щекам потекли слезы. — Гриша, она умерла. Понимаешь, ее больше нет. Мертвым не нужна охрана. От кого ее охранять? Я долго не могла поверить, что умер мой отец. Его закололи пикой. Наверное, ему было больно… Я постоянно ревела, потому что это был единственный человек, который меня любил. Каждый день я приходила на кладбище и часами сидела на могиле, а потом поняла, что так нельзя. Отцу бы не понравилось мое настроение. Человек не умирает, пока о нем помнят близкие, он живет в их памяти…

— Мне больно от того, что я не могу быть рядом с ней…

— Она не одна. Она с матерью. О ней позаботятся, не беспокойся! — Я взяла папика под руку, и мы пошли к выходу.

После кладбища папик повез меня в автомобильный салон и купил мне «линкольн». По-детски завизжав, я чмокнула папика в щеку и стала носиться вокруг машины как ненормальная. Папик от души посмеялся, дал мне ключи от нашей квартиры и уехал по срочным делам. Выехав из салона на собственном автомобиле, я поехала кататься по горячо любимой Москве.

Глава 19

На

следующий день я заехала на Птичий рынок и купила себе щенка ротвейлера. Это так, чтобы не скучать. Решив порадовать папика, я позвонила ему прямо из машины и попыталась узнать, где его можно разыскать. Папик сказал, что он находится за городом, и продиктовал адрес. Выжав из «линкольна» все возможное, я помчалась в сторону Загорска.

Подъехав к небольшому одноэтажному дому, я увидела Женьку. Встретив меня, он сказал:

— Пахан уехал по срочным делам. Сказал, что вернется через пару часов. Велел тебя встретить и напоить горячим кофе.

— А я ему щенка купила. Надо сделать ему прививки. А что, у пахана случилось что-нибудь серьезное? — В присутствии Женьки я не решилась называть папика Гришей.

— Да нет, обычные дела.

— Ему кто-то угрожает?

— Даша, у нас жизнь такая, что нам всегда кто-то угрожает. Мы уже к этому привыкли. Погибнуть может любой из нас. Пацаны смерти не боятся.

— Вы уж старайтесь, берегите пахана. Он мне живым нужен, — постаралась улыбнуться я, но улыбка получилась какой-то неестественной.

Мы прошли с Женькой в дом. Он налил мне кофе, сел рядом и положил на стол пистолет.

— Ты, наверное, даже спишь с пистолетом?

— Я без него как без рук.

Я пустила щенка на пол. Женька достал из холодильника пакет молока и налил полную миску.

— Собака, пей, — засмеялся он. — А у него имя есть?

— Я еще не придумала.

— Это кобель?

— Мальчик. Мы с паханом вместе ему имя придумаем.

— Даш, ты есть хочешь?

— Нет.

— Ты не против, если я себе яичницу поджарю, — голодный как черт.

— Жарь конечно!

Попивая кофе, я задумалась о том, какая нелегкая занесла папика в этот дом? Обычный дом, никаких наворотов… В таком живут рядовые колхозники, но никак не авторитеты из крутых. Совсем не во вкусе пахана!

— Жень, а кто здесь живет?

— Никто, — улыбнулся он, разбивая яйца на сковородку.

Да, все-таки неплохо быть женщиной пахана… Мордовороты сразу становятся как шелковые, даже и не подумаешь, что такие запросто могут убить!

— Тогда зачем вы сюда приехали?

— Здесь у нас камера пыток находится.

— Какая еще камера пыток?

— Для коммерсантов. Для тех, кто деньги нам в срок забывает отдавать.

— Есть и такие?

— Больше, чем хотелось бы. Вот и приходится их перевоспитывать.

— Совсем страх потеряли эти коммерсанты! Распустились, — покачала я головой и, наклонившись, погладила щенка.

Женька поставил сковородку на стол и улыбнулся.

— Будешь?

— Нет. Я в ресторан заскочила.

— А я не успел. Вчера привезли этого поганого коммерса. Меня поставили его охранять. Я тут с ночи торчу. А он, падла, не говорит, где деньги хранит. Он уже за три месяца нам задолжал. Если к вечеру не расколется — придется грохнуть, а на его место поставить более сговорчивого.