Я убью тебя, милый

Шилова Юлия Витальевна

— Я боюсь…

— Не ври. Ты ничего не боишься. Я это понял, когда увидел в твоих руках автомат. Ты прекрасно палила и этим сразила меня наповал. — засмеялся папик и поцеловал меня в щеку.

— Гриша, ты уверен, что нам нужно туда ехать?

— Конечно! После этой поездки ты вернешься совсем другим человеком…

Папик взял меня за руку и повел к выходу. Я попятилась обратно в зал.

— Гриша, я не готова. Я не могу так сразу приехать туда. Я боюсь.

— Чего?

— Я боюсь, что меня там ждет милиция. Если кто-нибудь узнает, что я вернулась домой,

меня сразу схватят и засадят туда, откуда ты меня вытащил. За убийство дают очень много. Я не выдержу, Гриша! Я там сломаюсь. Я не хочу! Там страшно, Гриша. Там ужасно страшно. Только в этом жутком бараке я поняла, что самое ценное на свете — это свобода. Ни деньги, ни яхты, ни виллы, ни личные самолеты, а свобода, потому что когда ее нет, то ничего этого не нужно. В заключении все видишь в истинном свете.

— Но ведь ты же не убивала своего мужа?

— Я не смогу этого доказать.

— Это докажу я. Тебе нечего бояться.

— Но ведь я была соучастницей! Я уговаривала родственников убить моего мужа, обещала золотые горы, устроила этот пикник, помогала тащить тело к болоту, когда все произошло. За это тоже полагается срок.

— Зачем ты это затеяла? Разве ты не могла развестись с ним по-человечески?

— Потому что человек, за которого я хотела выйти замуж, этого бы не понял. Мне было стыдно, что я замужем за неотесанной деревенщиной. Это тебе я могу все рассказать, а ему бы не смогла. Мне приходилось скрывать свой бестолковый брак. Содержать ленивого, разжиревшего мужа, замазывать синяки и терпеть унижения.

— Тебе ничего не будет, — твердым голосом произнес папик.

— Почему?

— Потому что ты находишься под моим личным покровительством. Никто не посмеет тронуть тебя даже пальцем — ни менты, ни блатные, ни твои родственники. Я вытащу тебя из любой передряги, можешь не сомневаться. Мы приедем к твоей сестрице, и она быстро признается в том, кто убил твоего мужа, как миленькая расскажет все до мельчайших подробностей. Если твой муж до сих пор числится без вести пропавшим, мы не будем никого разубеждать в этом, но твоих родственничков надо поставить на место, чтобы они не напрягались по поводу чужих денег. Не поймут — поплатятся головой..

Папик открыл дверь и потащил меня к лифту Мордоворот, сидевший в машине у подъезда, увидев нас, не смог скрыть удивления.

— Пахан, что-то случилось? — спросил он.

— Все нормально, Женя. Отвези нас в один поселок. Мы решили навестить Дашиных родственников.

— Далеко ехать?

— Часов пять — шесть. Прокати нас с ветерком!

— Может, еще кого-нибудь из пацанов возьмем?

— Не надо. Это всего лишь знакомство с родственниками. Вполне безопасное мероприятие. Если мы всем скопом приедем— родня насмерть перепугается.

— Понял. — Мордоворот завел мотор, и джип рванул с места.

Отвернувшись к окну, я молча глотала слезы. Папик погладил меня по плечу и сказал:

— Успокойся, Дашенька! Все будет нормально. Я очень хочу, детка, чтобы на душе у тебя было безоблачно.

В дороге я задремала. Папик без конца болтал по мобильному, обсуждая с братками, как выудить деньги

у какого-то Леши, открывшего частный банк. Женька упорно молчал, выжимая из джипа космическую скорость. Гаишники, или, по-новому, гибебедешники, не обращали на нас никакого внимания, предпочитая штрафовать зазевавшихся лохов с немосковскими номерами.

До моего поселка оставалось километров десять. Запахнув полы шубки, я тяжело вздохнула. Честно говоря, с Веркой встречаться не хотелось, но папик, пожалуй, прав: лучше уж сразу расставить все точки над «i», чем потом мучиться безызвестностью.

— Ну что, Даша, показывай, куда дальше ехать, — сказал Женька.

— А тут особо и ехать некуда. Наш поселок можно пешком за полчаса обойти, а на машине — делать нечего.

— Дашенька, неужели здесь прошли лучшие годы твоей жизни? — улыбнулся папик.

— Здесь прошли самые ужасные годы, — тяжело вздохнула я. — Хотя тут были и свои прелести. Люди у нас намного проще, чем в Москве. Добрее, что ли?..

— Я бы этого не сказал. Взять, к примеру, твоих родственников: за деньги продадут кого хочешь. Люди везде одинаковые, в этом я много раз убеждался. В любом месте хватает своего дерьма, поверь мне, старику.

— Поворачивай направо, — обратилась я к Женьке. — Вон, третья пятиэтажка по счету. Там живет моя сестра.

— Вот и замечательно, — сказал папик. — Сейчас мы с ней познакомимся.

Мы подъехали к дому и припарковали машину у подъезда.

— Я пойду одна.

— Почему? Мы пойдем вместе.

— Нет. Сначала я пойду одна, затем попрошу ее спуститься к машине или приглашу тебя в квартиру.

— Делай как считаешь нужным, — нахмурил брови папик и полез за сигаретой.

— Гриша, пожалуйста, пойми меня правильно. Я должна пойти туда одна…

— Хорошо, — заметно потеплевшим голосом сказал папик.

В Веркином окне зажегся свет. Я вышла из машины, зашла в подъезд, поднялась на четвертый этаж и позвонила в дверь.

— Кого там черти несут? — послышался недовольный голос. Защелкали замки, и на пороге появилась закутанная в полотенце Верка. Увидев меня, она побледнела.

— Даша, ты?!

— Нет, не я, — усмехнулась я.

— А почему ты не в колонии?

— Успокойся, я не сбежала, меня досрочно освободили. Может, ты пригласишь меня войти или мы будем на пороге разговаривать?

— Заходи, — растерянно произнесла Верка. Я прошла в комнату, села на стул и сказала:

— Ну, здравствуй, сестрица. Покрывшись красными пятнами, Верка спросила:

— Ты была дома?

— Где?

— У себя…

— Нет, а что мне там делать? У меня даже ключей с собой нет. Я их в Москве оставила.

— Эти ключи не подойдут, — безжизненно произнесла Верка. — Там новые замки.

— И кто же их сменил?

Верка молчала.

— Кто без разрешения сменил замки в моей квартире?! — повысив голос, повторила я свой вопрос.

Верка упала на колени, подползла к мои ногам и громко заголосила:

— Дашенька, родненькая, ради Бога, прости! Я ни в чем не виновата! Это все Кирилл! Это все он придумал! Прости меня, я же твоя сестра!