Я угнал машину времени
Шрифт:
Недавно здесь появилась торговка живыми цветами. У нее огромная корзина цветов, на которые тоже направлены металлические зрачки, потому что цветы тоже живые. И торговка спешит их продать, пока они живые, чтобы на вырученные деньги купить комнатку по ту сторону стены. Я купил хризантему, хризантемы долго живут, они показывают, как надо жить, когда тебя сорвали, когда поставили у стены. Я смотрю на нее и думаю: я еще поживу, поживу, между жизнью и тем, что глядит на меня пустыми зрачками, я еще поживу…
Друг мой, я по-прежнему стою у стены, у которой мы с тобой когда-то
ПРИШЕЛЬЦЫ
Все говорят о пришельцах, все ждут пришельцев, а они давным-давно живут на земле.
Они появляются на земле, как земные люди, обучаются нашему языку, они разговаривают с нами о наших делах, которые считают своими. Правда, непонимание остается, нам с ними трудно друг друга понять, потому что понимание не только в языке… Мы, аборигены, умеем жить на земле, а пришельцы не умеют, они только учатся, и им нужно много учиться, чтобы стать такими, как мы. Им нужно долго обживать землю, пока они приживутся, — неземные люди, свалившиеся на землю с небес, бесплотные вспышки небес в плотных слоях атмосферы.
— А почему лев сидит в клетке? — спросил меня один пришелец.
— Потому что лев — хищный зверь.
— А зебра? Она разве хищный зверь? Почему же она сидит в клетке?
— Чтобы ее не съел хищный зверь.
— Кто, лев? Но он же в клетке. И тигр тоже в клетке. И другие хищные звери в клетках. Значит, зебра может не сидеть в клетке? Почему же она сидит в клетке?
— Потому что иначе она убежит.
— От кого? От тех, которые сидят в клетках?
— Вообще убежит. Из зоопарка.
— Она убежит туда, где ей будет лучше?
— Наверно, лучше.
— А надо, чтоб ей было хуже?
— Вовсе нет.
— Почему же тогда она сидит в клетке?
— Неужели не ясно? Потому что иначе она убежит.
Я выражался предельно ясно, но пришелец меня не понимал.
— А почему кошка не в клетке?
— Кошка — домашнее животное.
— А когда зебра посидит в клетке, она тоже станет домашней?
— Зебра никогда не станет домашней.
— Так зачем же тогда она сидит в клетке?
— Я же сказал: потому что иначе она убежит.
Некоторых слов пришельцы просто не понимают, хотя именно этим словам аборигены пытаются их научить.
— Красивый дом! Зайдем посмотрим, какой он внутри!
— Нельзя. В нем живут люди.
— Они страшные?
— Не страшные, но мы с ними незнакомы.
— А мы познакомимся. И заодно дом посмотрим.
— Нельзя. Как это мы войдем в чужой дом? Что мы скажем?
— Скажем, что пришли познакомиться. Они сами будут рады.
— Не думаю.
— Почему? Разве мы страшные?
— Мы не страшные, мы незнакомые.
— А мы познакомимся.
— Нельзя.
В мире пришельцев все знакомятся просто. Там, конечно, мы бы вошли в этот дом. Вошли бы, окликнули хозяина:
— Эй, что делаешь?
— Пишу диссертацию. Дать почитать?
— Сам читай. А жена что делает?
— Обед готовит.
— Тогда мы к жене. Здравствуй, хозяйка. Что, обед готовишь?
— Обед.
— Вкусный?
— Еще какой!
— Когда будет готово, позови, дал тут носа дом посмотрим.
— Трое.
— Ну так мы к детям твоим пойдем. Познакомимся.
Вот так бы мы разговаривали в мире пришельцев. А здесь вместо такого интересного разговора — только одно слово: «Нельзя!
Пришельцы плохо знают слово «нельзя», они постоянно путают его со словом «можно». Они считают, что можно ходить без пальто, когда аборигены кутаются в теплые шубы, и что можно купаться в холодной воде, и что можно, вполне разрешается схватить от этого насморк. Большинство пришельцев не расстается с насморком, — наверно, от своих космических холодов.
Однажды я увидел двух пришельцев, куривших сигареты — изобретение земли. Пришельцы кашляли, размазывали по щекам слезы и все же снова и снова пытались втянуть в себя горький дым.
— Зачем вы себя мучите?
— Привыкаем. Что мы — хуже других?
Из трубы ближайшего дома валил дым. Из трубы соседнего дома валил дым. Из трубы завода, фабрики, из выхлопных труб проезжих автомашин — отовсюду валил дым. Все, повально все себя мучили, и, конечно, пришельцы были не хуже других.
— Закуривайте, — предложили они. — У нас целая пачка.
— Я не курю, — рискнул я подорвать свой авторитет.
— Почему?
— Здоровье не позволяет.
— Кто не позволяет?
— Здоровье.
— Нашли кого слушаться!
Пришельцы очень доверчивы, они верят в любые фантазии, — может быть, потому, что они свалились на землю с небес, где обитают только фантазии. Им ничего не стоит в обыкновенной палке увидеть саблю, винтовку, а то и боевого коня. В самой людной толпе они ведут себя, как на необитаемом острове. Пришельцы — вечные путешественники, они легко перемещаются во времени и пространстве, посещая самые отдаленные материки и века. Как им это удается — загадка для аборигенов земли, для которых любое путешествие утомительно и хлопотно. Если абориген собирается летом на дачу, он начинает собираться уже с весны. Он бегает по магазинам, волоча за собой, как шлейф, длинный список предметов, без которых он не сможет продержаться до осени. Он пакует матрацы и одеяла, проводя последние ночи на голых досках, пружинах, а то и просто на голом полу. Он обзванивает всех родственников и знакомых, давая им последние наставления, словно собирается в последний путь, а не на загородную дачу. Если аборигену предложить съездить куда-нибудь в пятнадцатый век, он ни за что не поедет.
— Что вы! Меня там сожжет инквизиция!
А если ему предложить век тридцатый, он смутится:
— Я там никого не знаю… У меня там никого нет…
И только пришельцы смело отправляются в незнакомые времена и места, и проходят через костры инквизиции, и умирают в армии Спартака, но все же остаются живыми и возвращаются, чтобы сесть в ракету в отправиться в дальние небеса, откуда они пришли на землю.
Аборигены удивляются их энергии, аборигены знают закон сохранения энергии, поэтому они сохраняют свою энергию, а пришельцы расходуют, потому что слабо разбираются в этих законах. И под какой закон можно подвести шапку-невидимку, их излюбленный головней убор?