Я ухожу. Прощай навеки. Твоя душа
Шрифт:
Вдалеке, на площади, начали бить часы. Даже сюда, на эту дальнюю улицу, удары доносились довольно громкие и отчетливые. Что же было говорить о самой площади, где вокруг часовой башни тесно сгрудились дома. Их жители сейчас приникли, наверное, к окнам и отсчитывают удар за ударом и следят за огромными стрелками, заползшими в полночь.
Я тоже невольно принялся отсчитывать удары. Как я понял, мальчик на барабане занялся тем же.
О! Из стоящего рядом с нами такси тоже донесся размеренный баритон водителя:
-
- Де–е–евять! — произнес я нараспев.
- Де–е–сять!.. — пропел мальчик неожиданно чистым мелодичным дискантом.
- Один–над–ца–а–ать!.. — понизил таксист голос до баса.
- По–о–олночь!.. — провозгласил я с последним ударом.
Но удар оказался не последним. Часы продолжали бить.
- Так бывает, — ответил из машины таксист на мой недоуменный взгляд. — Часовщик опять забыл смазать механизм.
- Механизм, — повторил мальчик. — График…
А часы между тем продолжали бить.
Ребенок теперь занялся тем, что сопровождал каждый удар курантов ударом в барабан: «Буммм!.. Буммм!.. Буммм!..»
Надо было отдать ему должное — у него довольно неплохо получалось попадать в ритм боя часов, он почти не ошибался, не опережал его и не отставал.
Мне вдруг стало грустно. Слушая этот двойной бой, я очень остро ощутил, как уходит в никуда время, я буквально почувствовал, как из меня по капле вытекает жизнь.
Все бы ничего, но часы не остановились и после двадцать четвертого удара (на что я втайне надеялся. в смысле, что они все же остановятся), а продолжали уверенно громыхать дальше.
- Ну все, — произнес таксист весело и с шаловливой улыбкой, — загадывайте. Сколько жить осталось.
- У нас так многие гадали, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд в его сторону. — И еще ни разу часы не ошиблись. Кто будет загадывать?
- Я! — поднял руку мальчик совсем как на уроке в классе, прежде, чем я успел что–нибудь произнести.
- Давай! — ответил таксист, приостановив свое вязание и приготовясь считать удары.
Словно послушавшись его, часы, которые на время умолкли, сделали первый удар.
- Раз! — произнесли мы хором.
Наши лица застыли в ожидании следующего удара. Но удара не последовало. Его не было ни через секунду, ни через две, ни через десять…
- Все, стало быть, — рассмеялся таксист, обратившись к ребенку. — Немного же тебе осталось, малыш!
Он, улыбаясь, покачал головой и вернулся к своему вязанию.
Мальчик совсем не расстроился, как можно было бы ожидать. Вместо этого он стал размеренно бить в барабан, соблюдая ритм боя часов и считая удар за ударом. Вслед за ним принялся считать водитель. К нему присоединился и я.
Лишь когда ребенок досчитал до ста, он остановился.
- А иди–ка, хлопец, садись! — позвал его таксист, открывая
Мальчик, который действительно выглядел очень замерзшим, немедленно покинул свое место на барабане, забрался на сиденье такси и захлопнул дверь.
Только теперь я почувствовал, насколько устали мои ноги от долгого стояния на месте и предыдущей продолжительной прогулки.
Я нарочито громко постучал тростью об асфальт, пытаясь привлечь внимание водителя к своей персоне. Но он шевелил губами — видимо, отсчитывая петли вязания, и был чрезвычайно погружен в свое занятие.
Я с грустью подумал, что мне предстоит провести остаток ночи на темной и холодной сентябрьской улице. Но делать было нечего, не просить же, в самом деле, таксиста пустить в машину и меня.
Впрочем, я довольно быстро нашел выход из положения. Я занял еще не остывшее место мальчика на его барабане. Сидеть ведь гораздо теплее, чем стоять. А мой теплый плащ, поверх костюма, жилетки и рубашки с галстуком, не позволит ветру обглодать мою плоть. Ведь самое страшное — это ветер, а не холод сам по себе. Тем более, что сентябрь выдался довольно–таки теплым.
На барабане сидеть было весьма удобно — мои–то ноги вполне себе доставали до асфальта. Я сложил руки на набалдашнике трости, положил на них голову и стал смотреть на моих спутников («собеседников» мало подходит. может быть, — компаньонов?).
- Эй, не спите! — окликнул меня водитель со смехом.
Наверное, я и правда задремал, чем и насмешил таксиста. Во всяком случае, в конце улицы я заметил удаляющуюся от нас парочку. Мимо машины он прошли, должно быть, не меньше десяти минут назад. Значит, я действительно спал.
Чтобы согреться, разогнать сонный озноб и саму сонливость, я воскликнул:
- А вот посмотрим–ка, сколько осталось мне!
И стал размеренно бить кулаком в барабан, стараясь соблюдать ритм часов на башне, и отсчитывая каждый удар.
Мальчик сначала, кажется, заинтересовался моим гаданьем, но уже на третьем или пятом ударе зевнул и отвернулся. Наверное, ему хотелось спать. Да, он согрелся в теплой машине и его клонило в сон. Водитель же такси вообще никак не реагировал на мою игру — он был слишком занят своим вязанием.
На шестьдесят четвером ударе мне стало страшно. Я не предполагал прожить такую длинную жизнь. Поэтому я перестал бить в барабан. Вместо этого я достал из внутреннего кармана свою любимую записную книжку в кожаном переплете с золотыми уголками, отстегнул кнопку, взял из специального кармашка маленький карандаш и записал чуть ниже сделанной недавно записи о циклопе: «Не бей в барабан, если не уверен, что тебе это нужно». Потом я закрыл книжку, аккуратно застегнул кнопку и вернул свое богатство на место — во внутренний карман пиджака.