Я украду твой голос

Бакшеев Сергей

С непривычки у Марка закружилась голова. Тана подхватила его, и не могла сдержать слезы радости. Любимый человек наконец-то поднялся и впервые за три года проявил интерес к жизни.

С этого дня Марк начал усиленно питаться, совершал пешие прогулки, постепенно восстанавливая одряхлевшие мышцы. В апреле он уже уверенно колол дрова и делал большую часть мужской работы по хозяйству. Тана радовалась выздоровлению мужа. В сельсовете по ее просьбе их расписали. При регистрации брака Марк взял фамилию жены, и ему выдали новый паспорт на имя Марка Шаманова.

В мае 1959 года Композитор покинул алтайскую деревню. Как он ушел, не видел никто. Только маленькая дочь,

проснувшаяся на рассвете, долго слушала мягкие шаги по старой траве в обход луж. Она знала, как звучит обувь любого жителя деревни. Ее отец уходил, но девочку это совсем не печалило. Ведь он почти не издавал звуков, и поэтому был ей совершенно неинтересен.

В начале июня на перрон подмосковной станции Литвиновка сошел высокий, немного сутулый человек в стареньком наглухо застегнутом пальто с поднятым воротником. Поправив шарф под черной неаккуратной бородкой, он спустился в дальнем конце перрона, пересек железнодорожные пути и ступил на ничем непримечательную грунтовую дорогу. Спустя полчаса он уверенно свернул в поле и вышел к крайнему дому небольшой деревни. Перед тем, как открыть калитку, молодой человек остановился и слегка приподнял подбородок. Со стороны казалось, что он на миг заслушался пением птиц. Затем сутулый бородач прошел во двор и постучал в выбранное окошко. Когда за стеклом дернулась занавеска, и показалось лицо старухи в темном платке, гость радостно произнес:

— Баба Тонь, я вернулся!

Наутро хозяйка дома скончалась. Так бывает со старыми людьми после очень сильных переживаний. Особенно, если ночью к ним добавляется тревожный вой.

Глава 34

Похоронили хозяйку, как и положено, на третий день. Из родственников присутствовал только внук Марк, сын давно сбежавшей из села непутевой дочери Настьки. Композитор подслушал житейскую историю одинокой старушки еще в 1952 году, когда выискивал подходящие жерты в Подмосковье. Тогда же он и заявился к ней, рассказал о погибшей во время войны матери, которая завещала обязательно навестить бабушку. Старушка поверила всему, что рассказал ей вновь обретенный внук. Доверительной интонацией и нотками убеждения Марк владел в совершенстве. Композитор нуждался в доме, о котором не знают вездесущие чекисты. Здесь он хранил материалы своих зловещих исследований.

Под вечер, выпроводив соседку, помогавшую провести поминки, Марк зашел в сарай. Сдвинув хлам, сваленный в углу, он поддел крайнюю доску. Рука извлекла из-под пола зеленый железный ящичек. По шороху бумаг внутри, он понял, что всё на месте. Щелкнул замочек, откинулась крышка. А вот и фотографии, которые он сделал над трупами располосованных жертв. Прошло целых семь лет, но они отлично сохранились.

Композитор вернулся в дом, аккуратно разложил бумаги на столе. Всё подписано и систематизировано. Это носоглотки, гортани, языки, горло людей с обычными вокальными способностями. Десять комплектов снимков, снятых крупным планом, сразу после разрезания, когда тело еще сохраняло природное тепло, и из тканей не успела вытечь кровь. Рядом школьная линейка, чтобы можно было измерять и сравнивать. А вот такие же фотографии Милоша Ремера. На первый взгляд отличия минимальны. Но между их голосами пропасть, разделяющая обыденность от прирожденного таланта. Чтобы понять суть и выявить закономерности надо эту пропасть заполнить. Он должен планомерно исследовать характеристики голосовых аппаратов хороших ораторов и актеров, постепенно продвигаясь к всенародно любимым певцам.

Марк извлек сверток с самого дна ящика, развернул фланелевую тряпицу.

На его ладони блестели и позвякивали острейшие хирургические инструменты. Теперь ему есть чем заняться. Он прошел в чулан. Добрая бабушка сохранила фотоувеличитель в исправности.

Новоявленный «внук» на правах наследника поселился в доме покойной «бабушки». Немногочисленные жители деревни узнали, что он учитель музыки, преподает в Москве, но устал от городского шума и решил пожить на природе. Благо, домишко еще крепкий, и до столицы путь недалек. Пусть живет! Сразу видно — тихий, порядочный человек, не чета местным забулдыгам. Женщины-одиночки пробовали прибрать к рукам нормального мужичка. Но их заходы потерпели неудачу. Знать, брезгует городской интеллигент деревенскими бабами.

Композитора оставили в покое.

— Сергей Васильевич, помните, вы упоминали дело Потрошителя? — молодой и энергичный лейтенант КГБ Владимир Нестеров вихрем ворвался в просторный кабинет для нескольких сотрудников, на ходу снимая мокрый плащ.

— Джека-Потрошителя? Так это в Англии. — Подполковник Трифонов приводил в порядок бумаги на своем столе, намереваясь убрать их в сейф.

— Нашего Потрошителя. Там еще горло у трупов кромсали.

— В начале пятидесятых было несколько похожих случаев в разных городах. Но эти убийства, насколько я помню, раскрыты. А ты почему спрашиваешь?

— Я сегодня был по делам в МУРе. Так они уже бригаду сформировали. Пять убийств за четыре месяца со следами хирургического вскрытия тел.

— Какие органы?

— Лицо, шея. Однотипные профессиональные разрезы.

— Кто жертвы?

— Да, разные люди. Преподаватель института, артистка театра, диктор на радио, ресторанная певица и даже тамада.

— Тамада? У нас что, такая профессия есть?

— Спившийся артист, который на свадьбах и банкетах подрабатывал. Знаменитость, в своем роде. Недостатка в заказах у него не было.

— Какие версии? — заинтересовался Трифонов.

— Если рассматривать каждое конкретное убийство в отдельности, то версий предостаточно. А вот если все вместе — тут загвоздка. Жертвы совершенно из разных кругов общения, живут в разных районах и между собой не знакомы.

— Но убийства-то однотипные?

— Вот МУРовцы и ломают голову. Ведь как нас учили, найди мотив, он выведет на преступника. А здесь с мотивами сплошные неувязочки. Вы что-то говорили про похожий случай. В Венгрии.

Подполковник Трифонов задумчиво вертел в руке ключи от сейфа. Он припомнил разговор с генералом Бурмистровым о Композиторе во время полета в Семипалатинск. Тогда генерал говорил больше намеками, но после роковых событий в колонии, Трифонов и сам во многом разобрался. Агента Композитора с тех пор так и не нашли. А за ним должок — смерть генерала Бурмистрова, которого Трифонов считал своим наставником.

— Не подключиться ли нам к этому делу? — неожиданно произнес он.

— Всё к этому идет, Сергей Васильевич. Вы думаете, почему коллеги с Петровки мне о нем так подробно рассказали? На уровне главков, по-моему, уже всё решено.

— Тогда ждать не будем. Затребуй копии всех материалов.

Уже целый час Композитор потягивал теплое пиво, переминаясь с ноги на ногу у высокого столика в маленькой пивной. В помещении было шумно и накурено. Это не мешало Марку следить за тем, что происходило в ста метрах на соседней улице. Он расположился у единственной открытой форточки и прекрасно слышал, как по каменным плитам мимо нужного ему подъезда проходили десятки людей. Он ждал размашистые уверенные шаги, стремительно набирающего славу, молодого поэта.