Я в любовь нашу верю...
Шрифт:
Офицер вновь сделал выпад, и принцесса отразила его. Юноша, примеряясь к еще одному удару, произнес:
— О, а ты и впрямь не сахарная куколка, принцесса!.. — и вновь замахнулся на нее мечом.
Закипела битва не на жизнь, а на смерть. Адонис доказывал, что Эндимион не даром хотел сделать его пятым Лордом Терры. Мастерство Данбурита-офицера и впрямь поражало, и дочь Астарты чувствовала, что потихоньку слабеет. Дыхание ее сделалось прерывистым, по лбу потекли капли пота, но она все еще крепко держала меч в руках, благодаря Артемиса за уроки владения холодным оружием.
То, что
Словно со стороны Венера увидела, как хрустальный меч, прорвав белоснежный мундир Адониса, мягко вошел в его плоть и вышел насквозь, вспарывая кожу, мышцы и внутренние органы. Ткань тут же пропиталась кровью, и это темное пятно увеличивалось в размерах с каждой секундой.
Юноша выронил меч, и он тихо упал в лунную пыль. На потрескавшихся губах Адониса выступила кровавая пена. Он с неверием и потрясением посмотрел на Минорию гаснущим взглядом, словно не до конца осознавая, что жить ему осталось не больше минуты, что в его спину уже дышит Танатос, верный и безмолвный слуга Плутона.
На глаза принцессы Венеры навернулись жгучие слезы. Она только что отняла жизнь у одного из тех, кого она клялась защищать — человека с ее вотчины, венерианца. Хотя, даже если бы это был и не ее подданный, легче бы не стало. Впервые убила… Перед этим меркло все, и единственное, что сейчас занимало Минорию — это льдисто-зеленые глаза напротив, бледное лицо, покрывшееся испариной. Так близко, что видно каждую капельку холодного пота… Каждый кровавый пузырек на губах…
Минория часто и рвано дышала, все еще сжимая до дрожи в руке меч. Когда ноги Адониса подкосились, она подхватила его свободной рукой, изо всех сил не давая воину упасть. Но юноша все равно тяжело опустился в серую лунную пыль, орошенную багряными каплями крови. Принцесса упала на колени рядом с ним, запоздало вытаскивая из тела поверженного Данбурита Святой Клинок и отшвыривая его в сторону.
— Нет… Нет, я не хотела… — шептала Минория в отчаянии, когда Адонис мертвой хваткой сцепился в ее волосы, беззвучно шевеля губами и притягивая принцессу еще ближе.
Дочь Астарты послушно наклонилась, словно желая поймать его последний вздох, и тогда юноша, собрав свои последние силы, прошептал:
— Твоя любовь будет безответной вечность…
— Что? — выдохнула Венера, но Адонис уже не слышал ее. Танатос принял его дух, оставив лишь безжизненную, но по-прежнему прекрасную оболочку.
Вцепившись пальцами в офицерский китель юноши, Минория уронила голову на бездыханную грудь венерианца, который до отчаяния, до самой последней минуты безответно любил ее, и разрыдалась.
Так их и нашел Артемис — хладное тело Адониса и принцессу, что была на грани сознания от осознания содеянного. Она сидела, опустив голову и поглаживая покрытые пылью белые волосы почившего юноши. Белый жрец не стал задавать вопросов, лишь поднял Минорию на руки и понес прочь, не забыв прихватить
Так было положено начало древнему проклятию…
Комментарий к 29. Седьмой сон Минако (один сон на двоих) Перевод эпиграфа:
Веди меня в цепях,
Освободи от стыда,
Лаской причини боль.
Я стою на коленях
И умоляю тебя сжалиться, а ты говоришь:
Не проси о милости,
Тебе еще предстоит испытать так много боли.
Не проси о милости.
(Смилуйся).
*Лита кельтское название Дня Летнего Солнцестояния, аналог славянского праздника Ивана Купалы.
https://vk.com/selia_meddocs_group – группа, посвященная фику и творчеству автора в целом. Заходите на огонек!
====== 30. Темная мистресс Нефрита ======
Не можешь заснуть, не в силах вздохнуть…
И смотришь в окно, а он где-то там…
Он так далеко, что без него —
Так одиноко, вокруг никого…
Freedom — Быть только с тобой…
На Токио опустилась беззвездная осенняя ночь. Днем по небу нестройными рядами ходили тяжелые, темно-серые тучи, а когда стемнело, погода испортилась окончательно. Сначала заморосил мелкий, противный дождик, затем подул пронизывающий северный ветер, пробирая запоздалых прохожих до костей. Они, согнувшись в три погибели и раскрыв зонты, бежали по улицам города, на которых уже зажигались слепые фонари. Сырость туманным облаком поднималась над землей, порождая промозглую мглу. Дождь с каждой минутой усиливался, ветер крепчал, вырывая из рук прохожих зонтики и швыряя в их лица холодные дождевые капли.
А в квартире у Мамору было сухо, тепло и уютно. Это и отметила Усаги, едва переступив порог дома Чибы. Она держала в руках полупрозрачный зонт, с которого стекала вода, образуя на полу лужицу, и тряслась от холода. Мамору даже показалось, что кончик носа Цукино посинел от холода, и он тут же, не терпя возражений, отправил Усаги в ванную, подкрепляя свои слова легким шлепком по попе девушки. Она хихикнула и скрылась за дверью, а через несколько минут раздался шум бегущей воды.
А Мамору тем временем принялся искать для Усаги сменную сухую одежду. Ясное дело, домой он ее сегодня отпускать не собирался — в такую погоду хороший хозяин даже собаку на улицу не выгонит. Переночует у него, пока бушует ненастье, а с утра отправятся на учебу. Словно в подтверждение его слов, порыв ветра швырнул в оконное стекло сноп дождевых брызг, и Мамору, словно очнувшись, открыл шкаф и принялся перебирать вещи.
Среди стопок аккуратно сложенных рубах и футболок Чиба обнаружил что-то гладкое, приятно скользящее в пальцах. Подцепив вещь, Мамору вытащил на свет персикового цвета ночнушку, сплошь состоящую из кружев и искусственного шелка — вещь Минако. Сразу же нахлынули непрошенные воспоминания — как и при каких обстоятельствах этот предмет одежды оказался у него, и Чиба сжал ночнушку в руке, сминая нежную ткань. Он-то забрал свои вещи из ее квартиры, а сама Минако не торопилась сделать то же самое. И этот дух, незримый мираж ее присутствия, до сих пор витал в этой квартире.