Я в замке король
Шрифт:
– Нет.
– Но ведь считается, что призраки – это люди, когда они уже умерли, верно?
– Не знаю.
– Да. Это люди после смерти.
– А сам сказал, что когда умираешь – всё.
– Я-то не верю во всяких там призраков. Это ты веришь. Так получается.
Киншоу промолчал. Но успокоиться не мог.
– Так что смотри в оба. Только все это враки.
Киншоу опять взглянул на кролика и вдруг заметил большую рыхлую рану у него в ухе, и там было полно гноя, крови и червей. Он изо всех
Подняв глаза, он наткнулся на глаза Хупера, сощуренные, едкие. Теперь он отыгрался за то, что набрался страху в грозу. Больше Хупер ничего не сказал, отвернулся и зашагал по тропинке.
Киншоу думал и думал про червивую рану, и у него все обрывалось внутри. Мертвый кролик, который сперва казался таким чистеньким, сразу стал мерзким – поганый, заразный. Киншоу поскорей оглядел свою тенниску – не осталось ли пятна.
Вдруг Хупер стал быстро съезжать вниз, он ужасно размахивал руками, чтоб удержаться на ногах.
– Киншоу, Киншоу... Ой... Господи...
Там кончилась тропинка и начинался крутой спуск между двумя буграми, заросший папоротниками, высокими, по пояс. Земля была мокрая и скользкая после дождя. Хупер на ногах не удержался и покатился кувырком, вопя от страха.
– Киншоу...
Но Киншоу ничего не мог сделать, просто он очень осторожно шел следом, он прощупывал каждый шаг. Внизу раздался треск и вскрик. Птицы тут же вспорхнули с кустов и разлетелись по лесу.
– Ну, как ты там?
Молчание.
– Хупер? Ты чего?
Киншоу чуть наклонился вперед и съехал пониже.
– Хупер? Что там с тобой?
– Тут река. Я ее нашел. Я ее вижу.
Киншоу ужасно разозлился и бросился вниз, он продирался по взмокшей траве. Он поцарапал руку о торчащую ветку.
Хупер стоял на коленках и смотрел сквозь густые темные камыши.
– Ты не расшибся, оказывается!
– Нет.
– Я думал, ты чуть не умер, ты такой дикий вой поднял. Чего ж ты орал, если не расшибся?
Хупер только головой мотнул.
– Ну, боялся, что расшибусь. Гляди – вода, и куда-то она течет.
– Почему это?
– Она всегда куда-то течет. Все ручьи, все реки – всегда. Если мы пойдем за ней, мы отсюда выйдем. Так?
– Откуда ты знаешь?
– Это само собой ясно.
– Почему? Может, никуда она не выходит, а забирается все глубже в лес.
– Много ты понимаешь! Голова! Она именно выходит, и мы ее даже видели – под мостом, в деревне, соображаешь?
– Так, может, то другая.
– Нет, она самая. – Хупер поднялся. – Ну, пошли туда. Тут плохо пить, полно водорослей.
– Ты выпачкался. Все штаны заляпал.
– Ну и что? Пошли.
Киншоу не двинулся с места. Конечно, он хотел выйти из лесу не меньше, чем Хупер. Только не вместе с
Но вообще-то не все ли ему равно, что делает, куда идет Хупер? Когда они выберутся отсюда, Хуперу дорога – домой. Киншоу возвращаться не собирался.
– Ну, пошли! Чего стоишь?
– Хочу и стою.
Хупер встал и оглянулся. Он сказал:
– Будешь стоять, один останешься. И чего хорошего? Умрешь тут, никогда не выйдешь.
– Почему это? Я не хуже тебя дорогу найду.
– Надо вместе держаться. А то опасно.
– Все из-за тебя. Это мы из-за твоей дурацкой игры заблудились,
– Заткнись ты. Лучше иди за мной.
Киншоу все стоял. Ему вдруг захотелось повернуть и пойти в другую сторону. Наудачу. Но он пока не понял, хорошо это или нет, что они воду нашли. Еще неизвестно, легче ли будет идти, может, даже наоборот, и ведь мало ли какие еще препятствия встретятся. В лесу они уже начали разбираться, пока шли поверху. А тут все другое.
Пахло паром, сыростью, как в джунглях, и был еще один запах, гнилой, сладкий. Нечем было дышать. Киншоу захотелось снова взобраться наверх и потом еще взбираться – выше, выше, на высокий вяз, пока не станет видно небо. Они проторчали тут уже целую вечность. Река лениво текла между крутых заросших берегов.
– Ну, ты идешь или нет? А то ведь я сейчас пойду, Киншоу, и плевать я на тебя хотел.
Киншоу знал, что никуда Хупер не денется. Хупер перепугался грозы. И теперь ни за что не захочет оставаться в лесу один. Киншоу не ответил, но снова пошел за ним, очень медленно.
Они пробирались через заросли вдоль реки долго, может, две мили прошли, и все оставалось по-прежнему. Очень грязно и скользко. Тут не водилось ничего – ни птиц, ни бабочек. Как в темном сыром туннеле. Вокруг вылезших корней рос дикий чеснок и ужасно вонял.
Вдруг Хупер встал как вкопанный.
– Ну, чего там?
– Ничего.
– Чего же ты встал?
– Надоело.
– Что?
Киншоу поравнялся с ним. Впереди было все то же – туннель.
Хупер разворчался:
– Никуда мы не выйдем, никуда она не выводит, тут все темней и темней. Дрянь какая-то.
– Сам же сказал: надо по берегу идти.
– Ну и что? Я передумал.
– Не идти же теперь обратно.
– Почему это?
– Да потому, что обратно вообще не ходят. И там мы ведь тоже не могли выйти из лесу.
– Откуда ты знаешь?
– Ну были же мы там.
– Мы не везде были. Можно опять наверх взобраться.
– Ну давай. Хоть сейчас.
– Нет, тут колючек полно. Хочу обратно.
– Это черт-те куда переть.
– Пусть. Хочу обратно.
– Ну, давай я первый пойду, раз ты боишься.