Я вам покажу!
Шрифт:
Интересно, когда же я пойму, что не следует вмешиваться в жизнь собственных детей, даже если на первый взгляд они в этом нуждаются?.. У меня есть веские доказательства. Тося укатила с Эксиком, я занялась полезной деятельностью: принялась резать варено-копченую корейку при участии кошек и Бориса, у которого прорезалось обоняние, едва я достала корейку из холодильника, и тут, конечно, загудел домофон. В окно я увидела, что Якуб как ни в чем не бывало спортивной походкой направляется к дому. С куском корейки в руке я бросилась к входной двери. Какая наглость! Да это просто возмутительно! Улыбочка
— Здравствуйте, пани Юдита, где мое солнышко?
— Тучами заволокло, — отвечаю я уклончиво, — то есть нет его.
— Мы с ней договаривались. Что-нибудь случилось? «Ах ты, окаянный пес, — подумала я, — ничего не случилось! Ничего, кроме того, что ты переметнулся к какой-то Эвке, обманул невинное создание, которое питало к тебе незрелое (надеюсь) чувство, ничего не случилось, но я не позволю тебе обижать моего ребенка, нечего тебе тут стоять. — И хрясь его куском корейки по левой щеке, хрясь по правой. — Чтоб на глаза мне не показывался! Можешь охмурять других девушек, а мою Тосю оставь в покое!»
Я открыла глаза и посмотрела на корейку, которую держала в руке.
— Нет ее… и считаю, слишком смело приходить сюда после всего!
— После чего всего?
О, пожалуйста, молодой, но зрелый, поднаторел в любовных делах. И меня, опытную женщину, чуть было не сбила с толку невинность, дремавшая в его голубых глазах, но я не поддалась.
— Вы, наверное, сами лучше знаете, о чем я говорю.
По правде говоря, прежде я обращалась к нему на ты, но на ты я могу быть с друзьями своей дочери, а с врагами всегда буду на вы.
— Что случилось?
— Простите, я занята.
Я выставила вперед кусок корейки и нож, Якуб наконец пошел к воротам.
Я заперла дверь и через кухонное окно увидела, как он прикрыл за собой калитку.
ПРОЩАЙ, ГОЛУБОЙ
Стало быть, он все-таки уезжает. Собственно, только вчера это до меня дошло. Наверное, вопреки всему во мне жила какая-то подлая надежда, что что-нибудь случится. Например, Адам встанет в дверях, оглядится и скажет: «Я никуда не еду, не хочу расставаться с тобой».
Тося помирилась с Адамом, извинилась, дала обещание больше не курить, но была очень раздраженной. Адам извинился, что не уладил этот вопрос с ней, а бросился ко мне. И разумеется, теперь они вдвоем против меня, но это лучше, чем если бы были друг против друга; они обнялись, но у меня почему-то защемило сердце.
Мы не спали всю ночь. Чемоданы уже в прихожей — мой желтый и Адасика в голубую клеточку, — паспорт и билет на столе, чтобы не забыть, в семь за нами приедет Гжесик и отвезет в аэропорт. Мы закончили сборы в два ночи — не понимаю, почему всегда все в последний момент. А потом сорок минут мы просидели в ванне вдвоем, пока не остыла вода. А потом пошли в постель. А потом сразу стало пять тридцать, и Адам встал, и я вместе с ним. Я сидела на краю ванны и смотрела, как он бреется.
Помазок из барсука, крем для бритья. Голубой пользуется обычным станком, и я, не отрывая глаз, следила за лезвием, которое скользило по подбородку, по щекам:
— Шимон, когда был маленький, тоже любил смотреть, как я бреюсь, — сказал он, продолжая скрести себя бритвой, а у меня на глазах выступили слезы: мой мужчина готовится к отъезду, а я ничего не могу сделать, чтобы его удержать.
Адам вытер лицо полотенцем, а я пошла на кухню готовить наш последний ранний завтрак.
И мы сидели на кухне при зажженном свете за чаем и кофе, и было то наше последнее утро. Адась божественно выглядел в новом красивом свитере, которому он очень обрадовался.
Разумеется, ночью я наревелась, как глупая бабенка, которая не представляет себе, как жить без мужика. А ведь я совсем не хотела портить Адасику отъезд, только сделалось безумно грустно, что он все-таки уезжает. Полгода — это одна восьмидесятая моей прежней жизни, а если предположить, что мне осталось жить, например, всего год, то одна вторая моей будущей жизни. А одна вторая оставшейся жизни — это вам уже не шутка. Я пыталась это объяснить Адасю, но у него начался приступ смеха, не думаю, чтобы он что-то понял. Итак, сначала я поплакала, а потом мы вместе немного посмеялись.
Сейчас и Потом, свернувшись, спали на подоконнике. Борис залез в развороченную постель, Адам его там захватил врасплох, когда пошел за чемоданами. Тося в аэропорт не поехала, потому что у нее зачет по английскому, но Адаму она сказала, что если бы не этот зачет, то поехала бы непременно. Мы сидели в нашей кухне, за окном все розовело. Давно мы вместе не наблюдали рассвет. Но у меня возникло какое-то ужасное предчувствие, что это в последний раз: что-нибудь случится и он не вернется.
— Ты будешь писать?
— И писать, и звонить, — пообещал Адась и обнял меня. — Полгода не вечность, действительно, Ютка, ты не заметишь даже, как я вернусь.
— А если мне жить осталось полгода, то…
— Юдита! Не полгода! Осталось всего два месяца до праздников, я сразу же, как доберусь, сориентируюсь, и, может быть, вы приедете…
— Но ведь мы расстаемся… — вздохнула я.
— Знаешь что? Фраза «Мы расстаемся» звучит пессимистично для одной стороны, а для другой полна оптимизма, поэтому необходимо сделать правильный выбор.
— Что за глупости ты говоришь? — разнервничалась я.
— Это цитата.
— Не надо мне цитировать никаких идиотов. — Я уже была не грустная, а злая.
— Ты и вправду не хочешь знать, чья это цитата? Обидевшись, я отвернулась и принялась смотреть на рассвет. Адам подошел сзади и обнял меня. Обожаю, когда он прижимает меня к своему животу.
— Это цитата из твоего письма читательнице… — Он поцеловал меня в шею. — Я люблю тебя…
Однако неплохо сказано… И я не стала разбираться, говорит он это, чтобы приободрить меня, на самом деле он меня любит или ему только кажется, что любит, поскольку это совершенно, совершенно было не важно. Он — мужчина моей жизни, моей будущей жизни, и я ему безгранично верю и знаю, что все происходит не просто так, я буду ждать его и скучать, да и вообще…