Я вам покажу!

Грохоля Катажина

— Пани Юдита…

— Пробки… — промямлила я.

— Стояние в пробках следует закладывать во время, отводимое на дорогу. Мы все ездим, — сказал Артур Любиш.

И в общем-то он был прав. Я отдала текст и покинула кабинет.

Не представляю себе, как я сообщу Главному, что в два часа мне надо уйти с работы, чтобы успеть в школу к трем, потому что меня ждет племянник, который не может сам ехать на поезде, ибо еще маленький, хотя скоро будет выше меня. Годика через два или три.

Тося вернулась в восторге от Праги и от того, что у нас дома Петрек. Она сразу же утащила его к себе наверх. Ну и слава Богу, по крайней мере

они не сидят в моей комнате у телевизора. Я спокойно смогу поработать. Мне надо подготовить два коротких текста (три тысячи знаков — пан Любиш считает по знакам) и один большой в январский номер. Письма пока подождут, Кама складывает их в стопку. Кажется, их уже девяносто два — тридцать новых и больше шестидесяти за предыдущие две недели. Главный был прав — я не управляюсь со всем. Восемь часов вечера, и люди, как правило, в это время отдыхают. Почему я работаю? На следующей неделе надо будет поговорить насчет отпуска на праздничные дни. Я должна настоять во что бы то ни стало, чтобы Главный дал мне отпуск. Несмотря на то что уезжает Кама, потому что у нее семья в Щецине.

А мы с Тосей на следующую среду уже записаны на собеседование по поводу визы, хотя дочь пока отказывается куда-либо ехать. Уже через месяц я увижу Голубого! Только этим и живу.

Половина десятого. Я внесла правку в тексты и совершенно забыла про Петруся! Дверь в комнату закрыта, я тихонько остановилась рядом. Слышался Тосин монотонный голос:

— И тогда Стась решил, что он должен спасти ее, и двинулся в сторону огня. Там он нашел одного мужчину, который дал ему хинин. И это спасло Нель, потому что она уже металась в горячке, а тот парень умер от гангрены. И Стась его похоронил. Но зато у Стася теперь было ружье и патроны, и он мог отправиться дальше на поиски белых людей. И хотя ему было всего четырнадцать лет, он вел себя мужественно. Завтра продолжение, спи.

Я отскочила от двери, Тося вышла, очень довольная собой.

— Жаль, что у меня нет сестер и братьев, — улыбнулась она мне.

— Не рассказывай ему в «В пустыне и в джунглях», он должен прочитать сам, — сказала я наперекор себе, потому что на самом деле гордилась тем, что Тося оказалась такой заботливой.

— Он не успеет. Завтра я ему дорасскажу, если заслужит.

Мне не хотелось напоминать, что у нее есть брат, единокровный прелестный малыш, которым ее снабдил папаша. Я вздохнула, потому что у Тоси в последнее время установились прекрасные отношения с отцом, и я должна честно сказать, что этот Йолин заметно изменился в лучшую сторону. Тося часто звонит ему, и он ей тоже, они о чем-то шепчутся, и сразу же, конечно, оказывается, что я хуже. У меня такое впечатление, что Тося рассказывает отцу о многих вещах, в которые не посвящает меня.

— Можно мне что-нибудь попить? — Малолетка в пижаме появился на кухне.

Именно так выглядит «пойти лечь спать». Он выпил два стакана сока, сказал: «Спокойной ночи», — и еще соизволил добавить, что на самом деле даже хочет прочитать, как четырнадцатилетний мальчик убивает львов. Он тоже хотел бы, хотя вся эта дурацкая любовная история кажется ему глупой, сам он никогда не женится и не понимает, зачем, собственно, Стась женился на глупенькой Нель. Под конец он заявил, что уже не маленький, и отправился спать.

— Тося, хочешь чаю? Посидим, поболтаем…

— Ой, ты чего, мама… Что-нибудь случилось?

— А что-то непременно должно случиться, если мне захотелось попить чаю с собственной дочерью? — натянуто улыбнулась я. — Ничего не случилось… Ты даже не рассказала, как там было в Праге…

— Ой, мама… Я же тебе сказала, что

супер. Знаешь что? — оживилась Тося. — Папа сказал, что может как-нибудь на выходные взять меня в Прагу еще раз, чтобы спокойно походить… понимаешь, с классом сплошная суета, я ничего не помню… И что тебя он тоже может взять. Здорово было бы, правда?

— А что по этому поводу думает Йоля? — ядовито спросила я, потому что возможность насолить Йоле, к сожалению, вызвала у меня энтузиазм, ведь я далеко не ангел, — пусть знает, каково было мне.

— Ну… с Йолей… не слишком все хорошо. — Тося прислонилась к стене, ее взгляд блуждал где-то поверх моей головы. — Папа просил сохранить это в тайне, но, думаю, тебе я могу сказать… Они решили на некоторое время расстаться… То есть не окончательно, а чтобы проверить… Йоля уехала в Краков, к родителям… Знаешь, она вроде бы может продолжить там учебу на этих своих курсах… но отец, кажется, забил на всем болт…

— Тося! — Спохватившись, я резко снизила голос. Малолетка, наверное, подскочил в постели. — Что ты такое говоришь!

Кот Потом глянул на меня с буфета, ему не понравился мой тон. Затем снова засунул черную мордашку под хвост и смежил глаза.

— Нормально, — пожала плечами дочь. — Это жизнь. Люди сходятся, расходятся, потом снова сходятся… Папа со мной много говорит на эту тему, не то что ты…

Предстоящая поездка с отцом Тоси в Прагу, поездка, которой я Йоле совсем не насолю, уже перестала быть столь приятной. Гнусный у меня характер, вот что. Мне сделалось даже немножко жаль этого Йолиного, но я вовремя вспомнила, как он поступил со мной. Мужчины не очень сильно меняются — если попортили кровь первой жене, то и второй наверняка достанется. Но, учитывая, что он Тосин отец, я воздержалась от язвительного комментария.

— Не беспокойся, доченька, — сказала я. — Йоля еще молода, несомненно, воспринимает все чересчур эмоционально, а отец много работает. Вот увидишь, Йоля понежится у родителей и вернется. А как малыш?

— Ты так думаешь? — Тося пристально посмотрела на меня, а я не уловила, что было в ее взгляде, не поняла, утешила ли я свою дочь или огорчила, а потом она просияла: — Мелкий — просто чудо! Я видела его в последние выходные, Йоля приезжала! Он — прелесть, честное слово! Сказал мне: «Люлю Тосю»!

У меня слегка защемило на сердце. Если бы сложилась наша семейная жизнь, у нас наверняка были бы еще дети. Тося была такой сладкой, когда была крошкой! А теперь ее брат, но не мой ребенок, хотя и ребенок Тосиного отца, говорит ей «Люлю».

Мои читатели правы. В жизни нет справедливости, вот что! Тося отправилась к себе наверх, я долила в стакан с чаем кипятка, пошла к компьютеру и чуть было не грохнулась из-за Бориса. Всегда, ну просто всегда он лежит в проходе, особенно когда я несу что-нибудь горячее. А ведь есть еще сорок квадратных метров, по которым я не хожу. Например, под столом. Или у окна. Или возле тахты. Или в углу комнаты, где я редко бываю с горячими напитками, хотя там-то вполне подходящее место для лужи.

Я получила письмо от Голубого. Похоже, мне не стоит бояться женщин, от щедрых прелестей которых перепадает всему миру. Полдня я писала ответ, Петрусь заглядывал через плечо.

— Тетя, почему ты пишешь в «Ворде»?

Лист бумаги имеет то преимущество перед монитором, что его можно заслонить рукой, забиться с ним в угол и спокойно строчить послание своему любимому. А экран не прикроешь ладонью!

— Потому, — коротко объяснила я.

— А какая у тебя почта?

Я ответила какая, не слишком перегружая его эпитетами, он же еще ребенок, мой племянник.