Я вам покажу!
Шрифт:
Мы договорились, что Петрек должен успеть на поезд в двадцать минут второго или без двадцати два, потому что в два Арек был записан к ортодонту. А значит, самое позднее в половине третьего малолетка должен вернуться домой и сразу же мне позвонить. В три я была почти без сознания — дома к телефону никто не подходил, Я позвонила Ареку — никто не брал трубку.
Я позвонила Рене, чтобы она съездила ко мне и проверила, дома ли Петрусь. Ренька воскликнула: «О Боже!» — и пообещала мне перезвонить. Я позвонила в справочную на вокзал, чтобы узнать, не было ли перебоев с
Кама спросила, не позвонить ли ей в справочную по несчастным случаям, и я на нее наорала. Я позвонила родителям Арека и очень деликатно спросила, дома ли их сынишка.
— Он с бабушкой, — ответили мне, — на приеме у ортодонта.
Я снова позвонила Ареку. К телефону подошла бабушка и сообщила, что внучка нет, он часа два назад пошел с тем приятелем, который в гипсе, чтобы проводить того на поезд, но она не волнуется, потому что Арек всегда опаздывает, и пусть родители занимаются воспитанием детей, потому что она уже старая и седая. Я была с ней совершенно согласна, но голос у меня дрожал.
Потом перезвонила Реня и сказала, что я ненормальная — оставляю кошек в такую погоду на дворе, они сидят и жмутся к кухонному окну, и что я бессердечная, и люди, которые не любят животных, не должны их держать, и что дома никого нет.
Мне казалось, что я умру.
В четыре тридцать в конференц-зале атмосфера была предельно накалена, и как раз подошла моя очередь выступать по своему вопросу: о предполагаемом расширении рубрики ответов на письма читателей и привлечении психолога для комментирования текстов с точки зрения социального явления потерянности и глубокой неудовлетворенности в нынешнем мире, а также оказания всесторонней помощи, которую предлагает наш журнал, и в этот момент в зал заглянула секретарша Главного и сказала, что мне звонят из отделения полиции в Пруткове.
Вся редакция посмотрела на меня, словно я всю свою жизнь состояла в мафии. У меня подкосились ноги, кровь отхлынула от лица, я вскочила как ошпаренная и выбежала, не обращая внимания на Главного, а также на Любиша.
За четверть минуты, пока я шла к телефону, я постарела на двадцать, а то и на тридцать лет. А потом я услышала в трубке голосок моего малолетки племянника:
— Тетя, забери меня отсюда…
— Моего племянника арестовали, — только и сказала я, просунув голову в дверь конференц-зала, — я должна идти.
Главный остолбенел, а я нырнула в мрачный вечер, который, собственно говоря, уже напоминал ночь. В полицейский участок в Пруткове я приехала через час. У моего малолетки племянника было растерянное лицо, но он явно обрадовался, увидев меня. Вместе с ним в комнате, довольно уютной, сидели Аречек, с которым я имела удовольствие познакомиться в несколько иных обстоятельствах, а также две девочки из их класса. Все подняли головы, как только я вошла.
— За проезд без билета налагается штраф. Это ваши дети?
— Упаси Бог! — выпалила я. — Ни один из них. Даже этот! — Я показала пальцем на малолетку, который тотчас съежился. — Я — тетя.
— За задержанным несовершеннолетним
— Родители в Австрии, — кротко сказала я, — он на моем попечении.
— И даже не знает, как зовут его мать?
— Агнешка, — поспешно сказала я, а потом вспомнила: в метрике у Агнешки первое имя [38] — Ядвига, но она никогда в жизни им не пользуется. — Или Ядвига.
38
В Польше ребенку часто дают два имени, одно — в честь святого, в день которого он родился. Но в жизни, как правило, называют его только одним именем.
— Я им то же самое сказал, тетя, но они мне не верят!
— Пожалуйста, — человек в мундире внимательно посмотрел на меня и жестом пригласил пройти в соседнюю комнату.
Я улыбнулась, желая ободрить племянника, и ушла с полицейским.
Мы сели друг против друга.
— Они ехали без билета. Вы представляетесь тетей и не знаете, как зовут вашу сестру, да?
— Двоюродную сестру, — уточнила я.
— Можно я взгляну на ваши документы?
Я порылась в сумке и протянула паспорт. Он внимательно его изучил и вернул мне. Видимо, поверил, что я — это я, потому что потер лоб и сказал:
— Всех четверых привел контролер. Ехали без билета. И без карточки учащегося. Ваш племянник не мог вспомнить, как зовут его мать. Его друг не мог вспомнить, где он живет. Их подружка не могла назвать свою фамилию. Вторая сказала, что не знает, кто у нее отец. Это похоже на издевку. Ваш племянник назвал место рождения — Триполи в Ливии. Его приятель сообщил, что родился в Злитене. Я был вынужден задержать всех четверых, наш долг не оставлять без внимания такое поведение. Поймите, у нас нелегкая работа.
— Но простите, — я обрадовалась, что могу быть им полезна, — он и в самом деле родился в Ливии. Мой зять был там по контракту! Правда, Агнешка сразу же после родов вернулась в Польшу. Ливия — страна не для женщин. Арек тоже родился в Ливии, только его отец был там по частному контракту, а у Петрека — по линии ООН.
А Агнешка просто ненавидит свое настоящее имя и поэтому называет себя вторым, ну и бедный ребенок не знал, как вам ответить! При этом только у мальчиков гражданство польское… наверное, польское, — добавила я на всякий случай и была очень довольна собой, потому что все объяснила.
Я откинулась на спинку стула и бросила взгляд на пишущую машинку. Как приятно оказаться в месте, где еще стоят пишущие машинки, а не бездушные компьютеры.
— А почему его дружок не знает, где живет? — Полицейский с подозрением уставился на меня. — Мы здесь не для того, чтобы шутить шуточки.
— Я знаю! — Слава Богу, я знала от Агнешки кое-что о семье Арека. — Они недавно переехали из Варшавы, от дедушки с бабушкой. И малый не знает, где он прописан — в новом доме или еще в Варшаве.