Я вас не помню...
Шрифт:
– Да, – наконец вымолвил он, удивляясь тому, как больно сжалось его сердце.
– Тогда уезжай! Немедленно. – Голос ее сорвался, глаза наполнились слезами.
Мэгги не осознавала, как долго она смотрела на лицо спящего сына. Кормление закончилось более чем полчаса назад. Мэгги понимала, что малыша надо уложить в кроватку, но ей не хотелось лишать себя удовольствия еще немного подержать его на руках.
Наконец Мэгги отнесла ребенка в детскую и, перепеленав, уложила его в кроватку.
Чувствуя голод, Мэгги пошла на кухню,
В доме стояла мертвая тишина. Мэгги, охваченная отчаяньем, надеялась, что слезы принесут облегчение. Но слез не было.
Мэгги решительно тряхнула головой. Если она потеряла мужчину, которого всем сердцем любила, то у нее есть его сын, и она будет его растить.
Из детской комнаты до нее долетели какие-то звуки. Или ей показалось? Налив себе еще стакан молока, Мэгги направилась в детскую посмотреть, что там, не проснулся ли ребенок. Склонившись над кроваткой, она с нежностью смотрела на крепко спящего малыша.
В эту минуту ее осенило – она назовет своего сына в честь любимых людей: Уильям Дилан О'Коннор. Усталость и сонливость заставили ее вернуться в спальню.
Когда Мэгги внезапно проснулась оттого, что ее сердце бешено колотилось, кругом была темнота. Она прислушалась, не плачет ли ребенок. Но в доме стояла тишина.
Посмотрев на часы, она вдруг застыла от испуга, увидев чью-то фигуру в кресле у окна. Сердце замерло, когда она узнала, кто это.
– Дилан? – В ее шепоте была надежда.
– Прости, Мэгги, я не хотел тебя будить, – ответил он глухим голосом.
– Ничего, – сказала она, все еще не веря, что это он.
Чтобы увидеть его лицо и убедиться, что ей не привиделось, Мэгги зажгла лампу у постели. Свет упал на Дилана, и она увидела его глаза, полные нерешительности и страха.
– Почему... ты вернулся? Что-то забыл? – спросила Мэгги, вдруг испугавшись своей готовности поверить в то, что у него, возможно, была и другая причина для возвращения.
– Нет, – ответил он.
– Тогда зачем ты вернулся? – настаивала Мэгги.
– Я вернулся, потому что вспомнил, – ответил он взволнованно.
– Вспомнил? – повторила Мэгги. – Ты хочешь сказать, что к тебе вернулась память? Ты вспомнил... все?
– Да, я все вспомнил, – ответил он, и его слова вселили в нее надежду.
– Но... как же это было? Когда? Что произошло? – принялась расспрашивать его Мэгги.
Дилан встал и, взъерошив волосы, стал рассказывать:
– Я направлялся в сторону шоссе, как вдруг увидел едущий навстречу грузовик с зажженными фарами. Из-за тучи неожиданно ярко блеснуло солнце, его луч ослепил меня, и я, очевидно, испугался, а когда пришел в себя, то понял, что невольно пересек полосу встречного движения и еду прямехонько навстречу грузовику. Столкновение было неизбежным.
– Боже мой!.. Что же случилось потом? – в ужасе воскликнула Мэгги.
– Я резко свернул направо и нажал на тормоза. В конце концов я очутился в грязи на обочине.
– Ты пострадал?
– Нет... только насмерть перепугался, –
– Ты вспомнил похороны... и что было потом... – Мэгги умолкла, поняв, что если то, что он сказал, правда, то стена, которой он когда-то отгородился от всех, вновь станет нерушимой.
– Вспомнил все, – повторил Дилан. Его голос дрожал от волнения.
Мэгги внимательно посмотрела на него, но не успела что-либо сказать, ибо Дилан продолжил:
– Я вспомнил, как занимался с тобой любовью, и не один раз, а дважды, прямо здесь, в твоей спальне, – сказал он тихо.
Мэгги лишь испуганно вздохнула, перед ее глазами всплыла та незабываемая ночь.
– На следующее утро я проснулся, держа тебя в объятиях, и подумал о том, что не хочу расставаться с тобой... никогда.
Мэгги была потрясена.
– Но ты ушел... и... сказал мне... – Она умолкла, не в силах больше что-либо сказать.
– ...что недостоин тебя, что не могу полюбить тебя и вообще не смогу полюбить кого-либо, – закончил он вместо нее.
Мэгги скривилась, как от боли, заново переживая ту страшную сцену. Но если то, что он говорит, правда...
– Зачем ты здесь, Дилан? Зачем ты вернулся? – спросила она, пугаясь, что в ее сердце снова рождается слабая надежда.
Дилан снова опустился в кресло и обхватил голову руками.
– Я не знаю... не уверен. Мне просто нужно было вернуться, – сказал он растерянно. – Я сидел на обочине сам не знаю сколько часов, а мое прошлое... проходило перед глазами.
Вскочив, он подошел к окну и, повернувшись спиной к Мэгги, сказал:
– Все, что я помню о своем детстве, – это то, что я был ужасно несчастлив, переходя от одних приемных родителей к другим. Не то чтобы они были плохими людьми. Просто в один прекрасный день я вдруг осознавал, что я им чужой... меня никто не любил... я никому не был нужен... – Он вздохнул, а у Мэгги защемило сердце от жалости к бедному приемышу. – В моих мечтах мои настоящие родители были хорошими людьми, и я ждал, что они в один прекрасный день появятся, скажут, что любят меня, и заберут домой... Но этого не случилось.
Мэгги поднялась и тоже подошла к окну.
– Я приучал себя быть ко всему равнодушным и ни к кому и ни к чему не чувствовать привязанности. Так было легче. Ты не чувствуешь боли, потому что больно только тогда, когда любишь что-то... или кого-то... Я стал создавать невидимую стену, которая не подпускала ко мне людей, спасала меня от ударов, и это сработало, – продолжил Дилан. – Но когда я сидел в машине на обочине, перебирая воспоминания одно за другим, то вдруг понял, что я поступаю точно так, как моя мать и мой отец, – бросаю собственного сына. Это потрясло меня. Я рос, ненавидя своих родителей, и поклялся никогда не походить на них, но оказалось, что я такой же, как они... – Голос его прервался, и он замолк.