Я - ведьма!
Шрифт:
— Не знаю, — отрезала Иванна. — Я не люблю Новый год.
— Что?! — Певица чуть не выронила прозрачный шар с нарисованным на нем ангелом. — Как можно не любить его? Ты же любишь зиму!
— Зиму — да, праздник — нет. — Иванна слезла со стремянки и взяла сигарету.
— Все дело в том, что тебе не с кем его праздновать, — нашла объяснение Наташа. — Вот если бы у тебя был мужчина… Женщины всегда хиреют без любви! За неделю, что меня не было в Киеве, ты… — Она спешно попыталась найти самую мягкую формулировку. — В общем, очень плохо
— Так, словно состарилась на пятнадцать лет, — безжалостно сформулировала Карамазова.
— Потому что ведешь нездоровый образ жизни! — набросилась на нее Могилева. — Не возьмешься за голову, на тебя ни один мужик не посмотрит.
— Я — ведьма, — сухо напомнила ей Иванна.
— Ах да… — В голосе певицы появилась ирония. — Как я могла забыть об этом!
— Ведьма способна приворожить любого, даже если она выглядит на шестьдесят.
— Ну так приворожи себе кого-то! — подначила ее Наташа.
— Есть одна проблема, — кисло усмехнулась подруга. — Ведьмы не влюбляются. Поэтому им нет смысла никого привораживать.
Певица в раздражении швырнула сверкающий новогодний «дождик» обратно в коробку с игрушками.
— Ну это же ерунда! — фыркнула она. — Замкнутый круг. Все можешь и ничего не хочешь. Какая-то мертвая петля! Скажи еще, что ты никогда никого не любила! Что у тебя сроду не было мужчин!
— Были, — сказала Карамазова.
— Ну и куда они подевались? — съехидничала Могилева.
— Последний из них умер.
Наташа испуганно ойкнула и зачем-то опять вцепилась в свой «дождик».
— Прости… — проникновенно попросила она. — Я не знала. Я поняла. После него ты не хочешь ни с кем другим?
— Мне противно даже думать о сексе.
— Ты не можешь забыть его до сих пор. Да?
— Не могу, — честно призналась ведьма. — То, что было между нами, незабываемо.
Артем удовлетворенно наблюдал, как Алена издевается над тестом: безжалостно расчленяет его на небольшие симпатичные кусочки, раскатывает скалкой, словно катком для асфальта, душит, выворачивает наизнанку, и в результате всех этих экзекуций получается очередная порция вареников с вишней.
Садистско-насильнические ассоциации кружились в Теминой голове после его вчерашнего телесюжета о бандитских зверствах. Эта миниантология — от беспредельщиков 90-х до отморозков начала XXI века, — щедро приправленная хроникой и кадрами из фильмов, вызвала взрывной резонанс. Весь вечер взбудораженные зрители обрывали телефон программы «Безумный мир», а сегодня утром главный режиссер сам позвонил Артему, чтобы похвалить его работу за динамичность, остроту и высокий рейтинг. И теперь журналист Артемий Курников заслуженно почивал на лаврах в виде углового дивана Алениной кухни, убежденный: жизнь удалась!
Он поглаживал свое самодовольство, хваля себя за скрупулезность, с которой перелопатил подшивки газет и телеархив канала,
Да, в наше время журналистов убивали и годами искали их оторванные головы, но сие не имело никакого отношения к работникам развлекательных программ. Для Артема, который при всем своем желании не знал «че бы такого сделать плохого?», чтобы цена его поступка приравнивалась к опасности для жизни, все ужасы «безумного мира» существовали только в теории. И, перебирая приведенные в сюжете казни и пытки, словно бусины четок, он испытывал сейчас одно чувство — гордость. Нужно быть настоящим профессионалом, чтобы напугать трижды пуганого, обкормленного кошмарами зрителя!
— Ну, скоро варенички? — промурлыкал он.
— Скоро, Тём, скоро… Потерпи.
Часы показывали двенадцать дня, но за окном серебрился вечер. Казалось, декабрьское солнце вскарабкивается по утрам на небо только для того, чтобы тут же покатиться вниз. Дни напоминали невыносимо долгие, медлительные сумерки. Листья давно опали и были сметены дворниками. И с высоты восьмого этажа скелеты деревьев, асфальтовые дорожки, серые дома выглядели по-нищенски голыми и убогими.
Мир ждал снега.
А Артем — вареников.
Он любил вареники с вишней, любил свою работу, и не исключено, что любил Алену. Она была уютной и домашней, мягкой и обволакивающей, успокаивающе-хлопотливой. Именно такой и должна быть жена.
— Жениться на тебе, что ли? — предположил он и удовлетворенно подметил, как и без того розовая Аленина щека покраснела еще сильнее.
Смешно, до чего запрограммированно все особи женского пола клюют на этот примитивный прием — шутливые, вскользь брошенные фразы: «Жениться на тебе, что ли… Не позорь наших будущих детей…»
«А может, действительно жениться на ней? — трезво приценился парень. — Хозяйственная, хорошая, хорошенькая… Вот только ноги и зад тяжеловаты. Опасный плебейский симптом — с годами такие барышни чересчур разрастаются вширь…»
В дверь позвонили.
— Ты ждешь кого-то? — недовольно поинтересовался Артем.
— Не-а… Это, наверно, к тебе.
Тёма нехотя поднялся с лежанки. Скорее всего, Алена права. Уже два месяца, как он осел у нее, и его знакомые успели протоптать сюда дорожку. Но кто это? Друг Петя в отъезде, сестрица без звонка не приходит… Неужто снова Тома? Достала… (Расставшись с ним, Тамара планомерно спивалась, а напившись, автоматически заявлялась к нему — домой, на работу, к Алене, выяснять давно издохшие и успевшие завоняться отношения.)