Я вернусь через тысячу лет.
Шрифт:
Тушин тоже перестает улыбаться и, опустив голову, тянет из горлышка тайпу. Лицо его сразу стареет, и резкие складки на лбу и возле губ набегают одна на другую.
Я вдруг вспоминаю про Чанду. На Земле она всюду была рядом с Тушиным. Даже телевизионных интервью он не давал без нее. А здесь с тех пор, как мы прилетели, я не видел ее и ничего о ней не слыхал. Ни слова. Почему?
Хочется спросить об этом, но что-то мешает. Может, если бы мы были с Тушиным вдвоем, я бы спросил. А сейчас не могу.
– Мы говорили на Совете о твоем предложении, Марат, – тихо произносит Тушин. – Это, видимо, преждевременно. Потому что связано с большим
– А почему вы считаете, что преждевременно? – Марат напряженно, не мигая, смотрит на Тушина.
– Потому что мы не можем пока предложить им помощи, доступной их пониманию. Мы дали бы им катера для ловли рыбы – но их невозможно научить управлению этими катерами. Мы дали бы им оружие для охоты – но оно сейчас же обернется против нас. Мы стали бы их лечить – но они не будут у нас лечиться, они не доверяют нам. Единственное, что доступно их пониманию – это скот, пища. И с этого мы в конце концов начнем. Но пока нам самим не хватает скота. Мы ведь не так уж давно и прилетели...
– Вы думаете, если мы дадим им пищу – мы ускорим их прогресс? – снова спрашивает Марат. – Ведь борьба за пищу – единственный двигатель их развития. А мы его отнимем. Что они будут делать, получив вдоволь пищи? Кем они станут? Паразитами?
– Что же ты предлагаешь?
– Может, сначала научить их работать? Пахать землю, сеять хлеб, приручать животных... Чтобы сытость не была для них подачкой. Чтобы она была результатом их труда.
– Но ведь для этого надо к ним подойти, надо завоевать их доверие! При их враждебности и их интеллекте это означает – надо им что-то дать.
– Вы простите меня, Михаил, – говорит Марат. – Но вы хотите подойти к ним со взяткой. А может, их интеллект выше, чем мы думаем? Может, к ним можно идти без этого?
– Я и чувствую, что ты хочешь попробовать. – Тушин вздыхает. – А нам жалко тобой рисковать. Мы слишком многим рискнули, сев в корабли. И поэтому сейчас уже стараемся не рисковать. Без самой крайней необходимости.
– Вот я ее и осознал! Тушин усмехается.
– Тогда, выходит, и я должен был бы давно осознать ее?
– Почему? – тут же жестко спрашивает Марат.
“Зачем он спрашивает? – с ужасом думаю я. – Ведь это явно о Чанде!”
Тушин удивленно смотрит на Марата, потом переводит такой же удивленный взгляд больших серых глаз на меня.
– А вы разве не знаете, ребята?
– О чем? – все еще не понимая, слепо и упрямо думая о своем, спрашивает Марат.
– О Чанде.
Мы с Маратом не знаем. Хотя теперь уже все понятно.
– Когда это случилось? – тихо спрашиваю я.
– Почти два года назад.
– И тоже в лесу?
– На ферме. Чанда была микробиологом. Часто летала на ферму.
– А вообще-то они стреляют в мужчин?
– Да, – отвечает Тушин. – Когда рядом нет женщин. У них совершенно четкая задача – прекратить род, истребить племя. Они стреляют даже в детей. Они удивительно логичны и последовательны в выполнении своей задачи.
– Но хотя бы по радио, – спрашиваю я, – им пытались объяснить, что мы вовсе не те, кто уничтожил их остров?
– Много раз!
– И никакой реакции?
– Только обратная. После каждой радиопередачи где-то летят стрелы.
– А ведь это смелое племя! – говорит Марат. – Просто отчаянно смелое! Они же понимают, что мы сильнее.
– Они считают, что им некуда отступать, – поясняет Тушин. – Все ра, которые остались у нас,
– И тогда они станут наглыми, отвратительными паразитами, – в тон Тушину продолжает Марат. – Ничем другим они не могут стать, если мы дадим им прежде всего сытость.
Тушин усмехается, качает крупной круглой головой, которая крепко, как влитая, сидит на короткой шее.
– Мы же дадим им не только сытость, Марат! Мы дадим им образование, удобства, медицину, культуру.
– Они не поймут удобств! – Марат снова вскакивает с кресла и нервно шагает по комнате. – Они способны оценить только те удобства, которые сделаны их руками. Пусть по нашей мысли – но их руками! Им не нужна будет культура, если за нее не будет выдаваться лишний кусок. Ведь потребность в культуре воспитывается веками, передается из поколения в поколение. Даже в великом двадцатом веке, в культурнейших странах мира миллионы грамотных людей прекрасно обходились без книг и газет. И не испытывали потребности. Потому что им не платили за это. Так то был двадцатый век! А мы имеем дело с пещерным человечеством. Все земляне прекрасно знают, что нашу милую Ра удалось обучить грамоте. Но ведь все также знают, что она не берет в руки книг. Знания еще не родили потребность. Я убежден – к культуре их можно привести только через труд. Труд ради пищи. Культурнее труд – больше пищи. Культурнее быт – больше сил для работы. На это уйдет жизнь не одного поколения. Но в конце концов это даст людей, способных воспринять нашу культуру. И затем создать свою. И сытость должна быть для них наградой за этот долгий и трудный путь. Мы можем сейчас дать сытость маленьким детям, старикам. Но если мы для начала дадим сытость всему племени – мы развратим и погубим его!
– Ты думаешь так же? – спрашивает Тушин меня.
– Почти.
– Значит – единомышленники?
– В главном.
Марат удивленно смотрит на меня. Ведь я с ним так спорил!..
– Что же ты считаешь главным? – спрашивает меня Тушин.
– Пора начинать, хотя, может, и не так, как предлагает Марат.
– Как предложил бы ты?
– Можно построить специальных киберов. Забросить их в племя.
– Цель?
– Сбор информации. Привитие племени каких-то трудовых навыков. Сразу можно было бы понять и реакцию дикарей на все это. А потом учесть ее.
– Киберы все испортят! – Марат резким движением руки как бы отбрасывает мою мысль в сторону. – Тут нужен человек. Все нюансы не запрограммируешь.
– А главное – мы не можем сейчас построить киберов... – Тушин вздыхает. – Негде строить... – Он переводит взгляд на Марата и признается: – У тебя серьезные доводы, Марат! От них не отмахнешься. Мы обсудим их на Совете. Придешь на Совет?..
Мы уходим от Марата вместе с Тушиным. Как-то так получилось, что Тушин увел меня с собой. И в лифте Тушин неожиданно предлагает: