Я вернусь через тысячу лет.
Шрифт:
13. Сумико
Стихию приходится укрощать долго. Вертолеты привозят нам трех киберкротов и гору оборудования, которое кроты утащат с собой под землю. Они пойдут по наклонным тоннелям к стволу буровой и завалят его намертво – так, что нефть никогда больше здесь не пробьется. Потому что нам не нужна эта скважина. Мы не будем добывать нефть на Плато Ветров – трудно и опасно. Буровики перегонят ее подземными руслами к подножию Северных гор, к тем нефтепромыслам, которые уже действуют, и выкачают ее оттуда – покоренную, притихшую.
У землян теперь будет много нефти. Так много,
Вот только Вано.
До сих пор не представляю себе, что мы скажем его жене, как поглядим ей в глаза!.. Наверно, нам будет просто стыдно за то, что мы живы.
...Работали мы в эти дни до одурения, до изнеможения, полного, предельного. Когда начинали валиться из рук инструменты, двоиться в глазах клеммы, – шли в серебристую геологическую палатку, и падали на койки, порой даже не успев раздеться, и проваливались в тяжелый, черный сон, чтобы через несколько часов снова подняться.
Мы спали то днем, то ночью. Это уже не имело значения, потому что ночью было почти так же светло, как днем. Горящая нефть давала столько света, что по ночам для работы не нужны были никакие прожекторы.
Мы очень мало разговаривали в эти дни. Трудно было разговаривать. Надо было кричать. И очень мало ели – жара, дикий рев факела и резкий запах нефти отбивали охоту есть. Мы только работали, глотали таблетки и спали.
Порой думалось, что мы сами стали почти киберами.
Джим Смит оказался намного выносливее меня и Грицько. Он дольше работал и меньше спал, чем мы. Но и он иногда не выдерживал. Однажды уснул, сидя верхом на кожухе киберкрота, где насаживал контакты. Сидел, работал и вдруг выронил ключ и стал с закрытыми глазами валиться вперед. Мы с Грицько насилу отволокли его в палатку.
За эти дни мы, по существу, заново перебрали киберкротов, приспособленных к рытью тоннелей в обычной земле. Мы заменили титановые буры и зубья алмазными, перестроили всю систему управления и создали дублирующие системы. Кроты должны быть безотказными – иначе все сорвется. Они должны пробить в камне разные тоннели за одно время. Они вместе должны выйти к стволу буровой и за одну секунду завалить его. Иначе нефть перебьет кротов поодиночке и ворвется в тоннели. Всю эту адскую работу нам пришлось делать потому, что на Рите просто нет нужных машин. Те киберкроты, которые предназначались для камня, работали не бурами, а токами высокой частоты. Они просто прожигали камень. Но здесь, при подходе к нефтяному фонтану, это не годилось. Хватит и того, что гигантский факел вспыхнул наверняка от какой-то крошечной электрической искры на буровой. А если бы еще забрались под землю высокочастотные киберкроты, – они наверняка зажгли бы нефть и в глубине ствола. И тогда взлетел бы на воздух поселок геологов, образовался бы гигантский пылающий кратер, подступиться к которому было бы невероятно трудно.
Поэтому и пошли в ход киберкроты, предназначенные для мягкой земли, работающие по старинке, без нагрева.
На их основе мы, по существу, создали совсем новые машины.
Они погибнут при взрыве, навсегда останутся в стволе буровой, заваленные обломками, заплеванные нефтью. Точные, умные машины, в которые вложено столько труда и на Земле, и здесь.
Но что киберы, если погиб Вано!
Все время мысль возвращается к нему – и когда засыпаешь,
Так и не успел он рассказать “ужасно романтичную историю” о женщинах из племени леров...
...Через пять дней мы на вертолетах растаскиваем наших киберкротов по углам гигантского треугольника и частотными генераторами выжигаем наклонные стартовые площадки для своих машин.
Мой остроносый кибер стоит, уткнувшись в красновато-бурую оплавленную гранитную стенку, и ждет сигнала. Далеко отсюда, в одной из геологических палаток, оборудовали мы пульт управления. И оттуда Нурдаль даст команду. А когда киберы вгрызутся в гранит и скроются в тоннеле, – спустим вслед тележки со взрывчаткой и с катушками плоских титановых шлангов.
Эти шланги выдержат любой взрыв. Их невозможно разорвать. Заваленные глыбами, забитые изнутри пробками, концы шлангов провисят в жерле буровой до тех пор, пока по ним под громадным давлением не пойдет морская вода.
Она оттеснит от рукавов глыбы, выбьет пробки и станет выдавливать из скважины нефть, загонять ее обратно под землю.
А пустят воду туда лишь после того, как геофизики разведают весь нефтеносный слой и высокочастотные электропушки разрушат под землей преграды на пути нефти из этого слоя в предгорную нефтяную долину. Когда русло подземной нефтяной реки будет проложено, по шлангам начнут накачивать воду и пробурят для воды новые скважины. Постепенно она выдавит нефть к уже готовым вышкам.
Никому пока не придется жить из-за нефти на Плато Ветров. Здесь будут работать автоматы, качающие воду из моря, и будут ходить киберы, контролирующие работу автоматов.
Геологи, конечно, не оставят в покое Плато. Но теперь им придется быть очень осторожными. По крайней мере, до тех пор, пока не будут точно очерчены границы нефти.
...Резкий, почти до живых ноток отчаянный скрежет обрывает мое ожидание. Это крот впился в стенку. Он грызет ее яростно как своего ненавистного врага, и она отступает перед ним, крошится, рассыпается. И крот, как насытившееся животное, удовлетворенно урчит. И скрежет становится все глуше.
Рядом со мной, съежившись от ветра под электрокурткой, сидит на камне маленькая, худенькая, узкоглазая женщина. Сумико, жена геолога Сергея. Та самая женщина, что привела меня в чувство после ожога, мазала мазью, поила из соски.
Она вовсе не медик в этой экспедиции, а топограф. Больше всех здесь Сумико бродит по Плато и все снимает, снимает его участки на свои планшеты. Даже в эти сумасшедшие последние дни она куда-то исчезала и теперь говорит, что сняла на планшеты еще три больших участка.
– Ты, наверно, лучше всех знаешь Плато? – спрашиваю я.
– Увы, только снаружи. – Она кивает. – Разве, разглядев лицо человека, можно знать, что он думает, что чувствует?
Мне мерещится второй, скрытый смысл в этих словах. Мне давно мерещится скрытый смысл даже в самых простых фразах, с которыми Сумико обращается ко мне. Но, может, я ошибаюсь?
– Всегда ли нужно знать, что чувствует другой человек? – спрашиваю я.
Сумико улыбается, растягивая маленькие, яркие губы: