Я вернусь! Неудачные каникулы

Парыгина Наталья Филипповна

— Юлька! — сказала доярка, удивлённо вскинув светлые брови.

Всё-таки это оказалась Маша.

— Какая ты стала! — удивлённо проговорила Юлька.

— А что? — спросила Маша. — Не узнать?

— Не узнать.

— Ну, идём, — сказала Маша, взяв Юльку за локоть. — Я уже кончила… Или нет, я тебе сначала своих коров покажу. Интересуешься?

— Интересуюсь, — кивнула Юлька.

Маша повела её в дальний угол коровника.

— Вот, — сказала, похлопав по ляжке толстую корову, — это Роза. Скоро телиться будет. Она молодец, в прошлом году

двойняшек родила. Тут в прошлом году Нина Терехова работала, в техникум поступила, уехала, мне отдали её группу.

Все коровы были одной коричневато-серой масти и казались Юльке одинаковыми. Но Маша отлично их различала. Она называла их по имени и рассказывала о них, как о людях.

— Капризнице дали несправедливое имя, она на самом деле очень смирная и послушная, а Ракита во время дойки ужасно брыкается. А Злата ласковая. Вот, смотри…

Маша подошла к рогатой красавице, и Злата принялась облизывать ей плечи своим длинным языком. Маша погладила любимицу по морде и засмеялась.

— Видишь, какие? — гордо проговорила она. — Ты подожди меня здесь, я сейчас.

Она сбегала куда-то и вернулась уже не в халате, а в пальто. Вышли на улицу. Юлька вскинула лыжи на плечи, пошла рядом с Машей.

— Что ж ты школу не стала кончать? — спросила она.

— Да так, не стала, — неопределённо проговорила Маша.

— И нравится тебе дояркой?

— Нравится. Я ещё из школы всё бегала на ферму маме помогать. Мама тоже доит, она вон в том, во втором коровнике… И заработки хорошие. Я себе пальто справила, сапожки купила. А ты учишься?

— Учусь.

— В институт поедешь?

— Не знаю. Не решила ещё.

— Я, может, потом в техникум поеду, как Нина. Поработаю года два-три и поеду. А ты к тёте, погостить?

— Ну да, на каникулы.

— У нас сегодня танцы.

— Я видела.

— Пойдёшь?

— Конечно, — сказала Юлька.

— Ладно, я за тобой зайду. Я тебе своего парня покажу. А у тебя есть парень? Дружишь?

Юлька замялась. Пока соображала, стоит ли врать, стало уж поздно: пауза её выдала. Если есть друг, так не будешь раздумывать, что ответить.

— Нету, — сказала Юлька.

— А мы уже год дружим. Я ещё в школе училась…

— И он учился? — спросила Юлька.

— Нет, он старше меня. Тракторист…

К танцам Юлька готовилась тщательно. Выгладила платье, повесила на спинку стула. Долго возилась с волосами, сооружая высокую причёску. Досадовала, что у тёти маленькое зеркало — не посмотришься как следует.

Маша зашла за Юлькой поздно — пока управилась с вечерней дойкой, да переодевалась, да ещё к Витьке забежала, сказала, чтоб один шёл в клуб, её не ждал. Метель буйствовала во тьме. Без Маши Юлька, пожалуй, не нашла бы дорогу в этой снежной кутерьме.

На крыльце клуба лежал веник, и девушки обмели друг друга. Танцы уже начались. Скамьи были сдвинуты к стенам и составлены одна на одну, у края сцены сидел на стуле баянист и играл фокстрот.

— Вон, у окна, в сером костюме, — таинственно сказала Маша.

Юлька кивнула, поглядев

на высокого парня, который стоял, не танцуя, в стороне. Маша пошла к нему, и парень, увидав её, улыбнулся открыто и радостно и двинулся ей навстречу. «Что ж это такое, — подумала Юлька, — у неё уже любовь… И работа, и свои деньги, и любовь, а я сижу над уроками, и мама устраивает мне скандал, если вечером пойду в кино…» Надо было немедленно и круто менять жизнь, но как это сделать, Юлька не успела обдумать: бойкий кудрявый паренёк подскочил к ней, приглашая на танец.

— Нет, — сказала Юлька. — Я пока… Нет.

Кудрявый с недоумением дёрнул плечами и отошёл. Через минуту он уже кружился с какой-то белобрысой девчонкой. Фокстрот как раз кончился, и баянист заиграл вальс.

Юлька любила вальс. Ей сделалось досадно, что она не пошла танцевать. Пришла на танцы, а сама подпирает стену. Глупо.

Кто-то высокий, в тёмном костюме вошёл в дверь. Юлька вздрогнула — издали, при скуповатом свете свисавших с потолка лампочек, ей показалось, что вошёл Андрей Ильич. Нет, не он. Совершенно незнакомый человек.

— Смотри: зоотехник, — услышала Юлька оживлённый голос.

Зоотехник оценивающим взглядом обвёл зал и вдруг направился в тот угол, где стояла Юлька. «Пригласит — пойду», — решила Юлька.

Он пригласил.

Танцевал зоотехник не блестяще. И пол в клубе был старый, неровный, так что приходилось следить, чтобы не споткнуться.

— Откуда ты, прекрасное дитя? — сказал зоотехник.

Юлькин взгляд упирался в красный, с серебряными блёстками галстук.

— Я москвичка.

— Это заметно, — сказал Юлькин кавалер. — Мы будем танцевать с тобой весь вечер.

«Ещё как я захочу», — подумала Юлька.

Пока баянист отдыхал, Юлька терпела болтовню зоотехника о духовном одиночестве и скуке деревенской жизни, а сама поглядывала на дверь, словно кого-то ожидая. Но когда начался следующий танец, Юлька отвела протянутую руку кавалера.

— Мне надо поговорить с подругой.

Она быстро отошла в сторону и в самом деле попыталась отыскать Машу. Маша танцевала. Тогда Юлька незаметно вдоль стенки проскользнула к выходу. Завернув туфли в газету, она сунула ноги в валенки, оделась и одна вышла из клуба в густой мрак деревенской, почти не разбавленной огнями ночи. Ветер метнул ей в лицо пригоршню колючих снежинок.

14

Самая короткая дорога к дому вела через пруд, но метель так уже разгулялась, что Юлька не решилась идти одна по безлюдному ледяному кругу, а направилась по кривой улице в обход.

Лай собак пробивался сквозь воющий ветер, и где-то далеко, должно быть увязнув и пытаясь выбраться из снежного намёта, гудела машина.

Никто не встретился Юльке на пути до самой больницы. Все окна в больнице были темны, только два — в кабинете доктора, — словно огненные глаза, смотрели в метельную ночь. Юлька задержалась перед окнами, но сквозь белые занавески, прикрывавшие окна до половины, ничего нельзя было разглядеть.