Я вернусь
Шрифт:
А в ответ:
– Зажали, плотно зажали. Отойти не можем!
Командую:
– Темп!
Срываемся почти на бег.
– Роджерс, Дженкинс, Аленко, прикрытием, здесь!
– это Керриган, оставляет арьергард, прикрывать нас с тыла. А там идёт бой. Крики, мат - бьют по нервам, заставляя сильнее сжиматься зубы. Поворот, ещё один. Выскакиваем на заслон гетов. Они нас уже ждут, с воем впиваются кусочки металла в щит, заставляя полыхать синим. Бухает дробовик, автоматные очереди, пару гетов подбрасывает к потолку один из наших биотиков. Снесли, ещё один поворот. Там основной отряд противника.
Гранаты, бросок из-под прикрытия щита, перекатом уход за складку на другой стороне прохода. С "Эрестфера" тоже воспряли духом, услышав нас, усиливая огонь. Нас больше, уже больше, и геты зажаты на прямом участке, не имея шансов укрыться от нашего огня. Крик полный боли, с той стороны.
– Вперёд!
– подымаю группу, надо задавить врага, не до позиционных боев, когда любое промедление может стоить жизни остаткам экипажа фрегата. Всё, никаких укрытий, надежда лишь на броню. Впиваются пули, неприятно, но не смертельно, срывает наплечник, обжигая плечо раскалившимся металлом.
Бой словно фрагментами перед глазами. Мат слева, кого-то зацепило. Граната, прямо перед собой, взрыв, волной толкает в грудь. Гета, прикрывшегося подбитыми собратьями, откидывает назад, из оторванной руки выбрызгивает синяя жидкость. Очередь справа почти отрывает ему голову. Стреляю в упор, ударом ноги отбрасывая другого гета. Краем глаза замечаю, как слева, от биотического удара гета просто разрывает, вминая грудную пластину. Ещё один взрыв, совсем рядом, оглушает, отбрасывая к стене.
– Шепард, ты как?
Мотаю головой, приходя в себя. Отлепляюсь от стенки, отмахиваясь от помощи подбежавшей Керриган. Нога чуть не поскальзывается на попавшейся на дороге оторванной конечности синтетика.
Всё, бой окончен. С той стороны, пошатываясь, появляются выжившие с "Эрестфера". Окидываю взглядом проход. Кто-то сидит у стены, баюкая руку, кто-то из группы, в зелёном свечении визора не могу разобрать кто. Кого-то поддерживают товарищи. Меня хватает за плечо один из спасённых, безошибочно угадывая во мне командира.
– Там раненые, тяжело.
Киваю:
– Сара, раненых выносим к "Кадьяку", кто не сможет идти, выносим на руках.
Считаю выживших. Восемь на ногах, почти все легкораненые. Пять тяжёлых, четверо в забытьи, один в сознании и шесть тел, которым уже не помочь.
– Засада!
– истошный крик по рации. Узнаю, холодея, голос Дженкинса. Стрельба, взрывы.
– Шепард!
– это Роджерс в эфире.
– Здесь геты, откуда выползли не пойму. Дженкинс отошёл и на них напоролся. Мы держимся, он гранатами нескольких положил. Сканер мне пятерых показывает.
– Что Дженкинс?!
– Не знаю, - тяжёлый вздох, - боюсь, он мог подорвать их с собой вместе...
– Да чтоб твою...
– крою матом всё и вся. Не уберёг мальчишку.
– За мной!
– с пятёркой наиболее боеспособных возвращаемся к оставшимся в прикрытии десантникам. Гетов уже не пять, только три активных точки на дисплее. Плотным огнём сносим и их.
А потом нашли Дженкинса...
Он действительно подорвал себя. Отойдя в сторону, он, похоже, наткнулся на небольшое, не замеченное нами ответвление,
– Он ещё жив! Берите, выносим его, - подскочили Роджерс с Аленко, подхватывая спереди. Мы несли его, а я желал только одного, чтобы парень выжил. Наверху нас уже ждали: "Нормандия" горой нависала над входом. Дженкинса уложили на носилки, почти весь экипаж был здесь, помогая раненым. Подбежала доктор Чаквас. Быстро отсоединив мою аптечку от курсанта, подключила свою. Я проводил взглядом сопровождавшую носилки доктора. Пошёл следом, поднимаясь по пандусу на нижнюю палубу. Тяжелораненых подняли на подъёмнике и унесли в лазарет. Остальных разместили здесь же в трюме. Буквально через пятнадцать минут, громыхая по пандусу заполз "Мако".
Мы стартовали.
Устало снимаю шлем. Тот повисает на шлангах, откинувшись на спину. Сзади тихий вопрос:
– Шепард?
Обернувшись, киваю наголо стриженному лейтенанту с "Эрестфера". Тот долгим взглядом смотрит на меня, потом командует, развернувшись к своим, срывающимся голосом:
– Экипаж, стройсь!
Семеро поднимаются, выстраиваясь. Безмерно усталые, они находят в себе силы чтобы стоять прямо, в посечённой броне, в потёках вспенившегося в местах пробоев герметика.
А лейтенант снова разворачивается ко мне, выталкивая слова сквозь схватившее спазмом горло:
– Коммандер, перед вами оставшиеся в живых, экипажа фрегата "Эрестфер". Заместитель командира десантной группы, лейтенант Морозов.
Не выдержав, отворачивается, ладонью вытирая набежавшие слезы. Ком в горле. Многие не скрывают слёз. Подхожу, обнимая Морозова. Некоторые отворачиваются, стыдясь. Нет, парни, здесь нечего стыдиться, вы выжили просто чудом, похоронив многих своих товарищей. Бегут слёзы и у меня, обнимаю по очереди каждого. Тяжело, тяжело думать: "А могли бы мы успеть раньше. Спасти ещё кого-нибудь. Хотя бы тех шестерых, что погибли там, под землёй. Если бы поторопились, если бы сразу, не планируя..."
Думаешь и не знаешь ответа. А какой ценой, ценой жизни своих, готов ли я был рискнуть офицерами своей группы? Не знаю, не хочу думать. Поднявшись на вторую палубу, чувствуя странную пустоту в груди, подошёл к лазарету, остановился, не в силах зайти, уткнувшись лбом в холодный металл переборки. Двери с шипением разъехались, пропуская Чаквас.
– Шепард, тебе плохо?
Я отрицательно дернул головой, в ответ на участливый вопрос.
– Док, я нормально. Как они?
– Тяжёлые, но шанс есть.