Я вижу солнце
Шрифт:
– Так что же с ним?
– А я почем знаю!
– Что же ты знаешь, болван! – взорвался я.
– Сегодня воскресенье, завтра будет понедельник! Это я знаю!
– Ох, Бежана, беда мне с тобой… Идем, покажи, где этот твой живой мертвец!
Бежана встал и пошел, напевая свою любимую:
Минадора черноокая,Ты звезда моя далекая…Мы миновали несколько домов, свернули на тропинку и подошли к раскинувшейся на склоне плантации
– Во-он там, под последним тунгом! – показал Бежана рукой.
Я сбежал по склону и остановился как вкопанный у дерева.
В высоких зарослях папоротника лежал исхудалый, мертвенно-бледный, заросший бородой русский мужчина в военной гимнастерке. Я нагнулся, приложил ухо к груди незнакомца и уловил слабое биение сердца. Я дотронулся рукой до его щеки – она пылала жаром.
– Когда ты нашел его, Бежана?
– Утром.
– И молчал до сих пор?!
– Я сразу же побежал к тебе, дорогой мой, но по дороге забыл… Плохо без сахара, Сосойя! Люди стали забывчивыми… Вчера утром встретил я Аквиринэ… Посмотрела она на меня, улыбнулась, а поздороваться забыла… Говорят, что…
– Ладно, ладно!.. Помоги-ка поднять его! Видишь, умирает человек!
Бежана в два счета сгреб мужчину.
– Куда его?
– Домой!
– Ты что, ошалел? Покойников выносят из дома, а я его понесу домой?
– Да не к тебе! К нам домой!
– К вам – пожалуйста!
Бежана несколько раз подбросил мужчину на руках, обнял его поудобнее и стал вприпрыжку подниматься по склону, приговаривая:
– Нно-о-о, лошадка, нно-о-о… А как его зовут? – спросил вдруг он меня.
– Откуда мне знать?
– Сосоин русский он! Сосоин русский! – нашелся Бежана. Мы пришли домой, поднялись на балкон. Незнакомца уложили на мою кровать. Тетя в недоумении глядела на нас.
– Кто это? – спросила наконец она.
– Сосоин русский! – ответил обрадованно Бежана.
– Мы нашли его в плантации… Помоги ему, тетя! – попросил я.
– Да кто он, этот несчастный?
Тетя положила руку на лоб незнакомца, покачала головой и отошла от кровати.
– Сосойя, принеси уксус!
Я сбегал на кухню. Когда вернулся в комнату, тетя сидела у изголовья больного. Она распахнула ему на груди гимнастерку и отшатнулась: под правым соском незнакомца краснела свежезарубцевавшаяся рана с человеческий кулак. Тетя осторожно поставила больному термометр, потом налила уксус в глубокую тарелку, разбавила водой, смочила полотенце, отжала и наложила ему на лоб.
– Нужен ему твой уксус! – вмешался Бежана. – Напои-ка ты его вином и накорми чем-нибудь, видишь – человек умирает от голода.
– Ох, Сосойя, Сосойя, впутал же ты меня в историю! – вздохнула тетя. – А если, не дай бог, умрет он, что мне тогда делать? Ты подумал об этом?!
Она вынула термометр и ахнула:
– Сорок и шесть!.. Беги, Сосойя, за врачом!
– Ему не врач, ему вкусная пища нужна! – продолжал свое Бежана.
– Да иди ты!.. – прикрикнула на него
Я побежал. В медпункте врача не оказалось… «Вызвали в район, сегодня он не вернется», – сообщила уборщица. Тогда я направился к Хатии и рассказал ей все. Хатия посоветовала сходить к бабке Аквиринэ. Пошли к бабке. Я рассказал ей все сначала. Аквиринэ прихватила с собой какие-то настои в маленьких аптечных пузырьках, и втроем мы вернулись домой.
– Русский! – удивилась Аквиринэ, взглянув на больного.
– Русский! – подтвердила тетя.
Больной был по-прежнему без сознания, но теперь он дышал спокойнее и чему-то улыбался.
– Вот дурак! Нашел время улыбаться!.. А ты почему вчера утром не поздоровалась со мной? – упрекнул Бежана Аквиринэ.
– Да ну тебя! – отмахнулась старушка. – Битый час ты болтал со мной, забыл?
– А-а-а, ну хорошо…
– Принеси-ка стакан «одессы», Сосойя! – попросила Аквиринэ.
Я принес. Аквиринэ намочила кусок ваты в вине и провела им по губам больного. Спустя минуту он чуть раскрыл губы. Аквиринэ снова намочила вату и накапала в рот больному несколько капель. Тот сделал глотательное движение и застонал.
– Дай-ка мне это вино, если ему не хочется! – Бежана протянул руку.
– Пропади ты пропадом, Бежана! Не такой уж ты дурень, чтобы не отличить больного от здорового! Пошел вон!
После нескольких попыток Аквиринэ удалось заставить больного проглотить один, затем другой, третий глоток вина. Наконец он опорожнил стакан, но тут же зашелся от судорожного кашля. Он кашлял долго и надрывно. Наконец отошел, успокоился и задышал ровно, но вдруг заерзал, застонал, стал размахивать руками.
– Ну-ка, женщины, выйдите из комнаты! – приказала Аквиринэ.
– Что с ним? – вскрикнула тетя. – Ему плохо?
– Нет, хочу растереть его.
Тетя вышла, Хатия осталась. Она стояла в углу комнаты и молчала.
Аквиринэ раздела больного догола. Потом она налила себе на ладонь жидкость из пузырька, растерла другой ладонью, нагнулась к больному и стала не спеша натирать ему грудь.
– И не щекотно ему? – расхохотался Бежана.
– Переверните! – сказала Аквиринэ.
Мы перевернули больного. Аквиринэ так же не спеша основательно натерла ему спину и поясницу. Когда мы снова переворачивали больного, я посмотрел на Хатию. Она по-прежнему стояла не двигаясь в углу.
– Пошла отсюда! – прикрикнул я на нее. – Не видишь, что ли, голый же он!
– Ничего, Сосойя, я постою, – улыбнулась Хатия.
У меня больно сжалось сердце, стало стыдно, и я заорал во весь голос:
– Убирайся отсюда!
Аквиринэ и Бежана удивленно посмотрели на меня.
– Ты что, ненормальный? – спросил Бежана. – Или забыл, что она слепая?.. Стой здесь, детка, – обернулся он к Хатии, – не слушай этого дурака!
Хатия, не ответив, вышла из комнаты.
Аквиринэ поправила под больным подушку, погладила его по голове, дала отпить еще несколько глотков вина.