Я — вор в законе: Мафия и власть
Шрифт:
— Какое дивное вино — его вкус напоминает молодость. — Премьер усмехнулся, помолчал, отпил еще вина и продолжал: — Я вот что хотел вам сказать, Владислав Геннадьевич… Вы как-то не похожи на человека, который занимается политикой, но для которого вся политика сводится к интригам в верхах. Такая политическая деятельность для вас мелковата. В то же время вы не производите впечатления болтуна, который еще не успел ничего сделать, а уже кричит на каждом углу о своих действиях и замыслах. В последнее время я замечаю поразительную синхронность политических настроений в разных концах России. Что бы это могло значить?
И так как Варяг выжидательно молчал, премьер продолжил:
— Есть у меня такое чувство, что некие люди — и, возможно, во главе их стоит некий лидер, — обладающие обширными возможностями в разных регионах страны, развернули политическое движение,
Хозяин дачи умолк и пытливо посмотрел прямо в глаза Варягу. Тот хотел было что-то сказать, но премьер остановил его:
— Я не требую от вас никаких признаний. К тому же я вполне могу ошибаться. Но даже если мои догадки относительно вас справедливы, то я прекрасно понимаю, что вы не вправе их подтвердить. В любом случае мы должны полагаться друг на друга, поскольку придерживаемся сходных взглядов на будущее страны и на пути движения к этому будущему. С этого дня вы получите возможность связываться со мной напрямую, где бы я ни находился. Можете рассчитывать на мою помощь при решении всех тех проблем, которые мы сегодня обсуждаем. Учтите, — премьер наставительно поднял палец, — это означает, что вам через меня будут помогать множество и других людей — весьма влиятельных, умных и талантливых. Свое кресло я могу потерять в любой момент, и думаю, что скоро и в самом деле его потеряю, но вот друзья, к счастью, всегда остаются с нами. Они всегда придут на помощь. От нас требуется только одно — не опускать рук и не сдаваться.
ГЛАВА 33
Слава Парфенов был счастлив. В самые дорогие столичные магазины он заходил как к себе домой, хозяйским взглядом окидывал красивых девушек. В самом дорогом заведении он мог себе позволить между делом выпить кружку пива, подзывая официанта неподражаемым хозяйским жестом. Слава овладел столицей быстро и без особых усилий, в то время как многие другие тратили и тратят на это лучшие годы жизни. Весь секрет состоял в его умении делать правильную ставку. Для Славы тараном для проникновения в Москву, в эту неприступную крепость, послужили наркотики.
В Душанбе русская семья Парфеновых (родители- инженеры и вчерашний школьник Слава) голодала в самом буквальном смысле этого слова. Когда-то интернациональное население душанбинских новостроек, создав отряды самообороны, сумело защитить себя от банд погромщиков, состоявших из таджикской молодежи, в основном сельской. Погромщики кричали о защите ислама и родной культуры, а сами желали пограбить горожан, которых они считали богачами, попробовать их женщин, казавшихся такими красивыми, а в идеальном случае и вселиться в их дома, такие светлые и удобные. Изнеженные горожане дали, однако, такой свирепый отпор, что в погромах с тех пор никто даже и не помышлял. Однако если с насилием русскоязычному населению удалось справиться, то победить голод им не удалось. Несмотря на разгром исламистов, на дружбу с Россией и на присутствие российских войск, жить некоренному населению, и в том числе семье Парфеновых, становилось все труднее и труднее. Таджикам тоже приходилось нелегко, но они все же могли найти себе работу и не подвергались опасности в повседневной жизни. Любой начальник-таджик при наличии даже самого способного безработного русского все равно нанимал таджика — лучше представителя своего клана, а еще лучше — родственника. Таким образом, при отсутствии каких-то заметных эксцессов на национальной почве выдавливание русскоязычных продолжалось, и главным его рычагом являлся голод. Однако семья Парфеновых и уехать не имела возможности: на контейнеры для перевозки вещей в Россию денег не было, за их душанбинскую квартиру они могли выручить лишь смехотворную по российским масштабам сумму, а самое главное, конечно, состояло в том, что в России их нигде не ждали.
Слава слушал все эти разговоры, перебивался случайными заработками, которых хватало разве что па хлеб, и изнывал от безысходности, когда вдруг встретил на улице бывшего одноклассника Джафара Касимова, сына правительственного чиновника средней руки. Приятели поздоровались, поговорили
— Ты сейчас где?
Жизнь в стране, охваченной гражданской войной, давно приучила Славу не грубить, однако тут перед ним стоял его одноклассник, и он не выдержал и огрызнулся:
— А что, не видно? Помойкой заведую на рынке.
Однако Джафар не обиделся, а с улыбкой обнял Славу за плечи:
— Да ты не сердись, я не дурак, все понимаю. Ты в этом не виноват, просто жизнь так повернулась. Сволочь Горбачев, такую великую страну развалил, а теперь нигде порядка нет… Но что же делать, надо как-то выбираться из этого дерьма. Если мы сами себе не поможем, никто нам не поможет.
Джафар еще не перешел к делу, а Слава уже догадался, о чем идет речь. До него и раньше доходили слухи, что Джафар промышляет наркотиками, а его отец входит в узкий круг лиц, которые контролируют этот промысел в республике.
— Наркотики, конечно, нехорошее дело, — продолжал Джафар. — Но если есть люди, которым нужна дурь, то они ее достанут и найдутся люди, которые им ее продадут. Так почему же кто-то другой будет делать бабки, а мы будем хрен сосать?
Слава с готовностью поддержал Джафара. Как только он понял, куда клонится разговор, он уже решил на все согласиться — настолько измотали его нищета и полная безысходность. К тому же вхождение в могущественную структуру наркобизнеса влекло за собой не только хороший заработок, но и уважение окружающих, прочное общественное положение и защищенность. Слава оценил оказанное ему доверие — люди, вовлекаемые в наркобизнес, проходили строжайший отбор, каждая кандидатура всесторонне рассматривалась и обсуждалась. Как ни странно, Славе помогло то, что он был русским. Та структура, к которой принадлежал Джафар, сбывала наркотики в сибирских городах, однако теперь, по мнению руководителей организации, пришло время расширять обороты и выходить на необъятный московский рынок. Для этой цели следовало привлечь Новых людей, и предпочтительно русских, поскольку таджики, сколько бы они не маскировались, все равно резко выделялись среди москвичей, а это не вязалось с той строжайшей системой конспирации, которую постепенно разработали и внедрили наркодельцы. Частью этой системы сделался и Слава Ему выправили российские документы и московскую прописку, чтобы сделать его своего рода резидентом в столице.
Слава быстро стал фанатиком конспирации. Жизнь его разительно изменилась к лучшему, так что он категорически не желал менять свое нынешнее благополучие на тюремные нары. Поэтому его не надо было агитировать за соблюдение осторожности. Он принимал как должное то, что перед выездом в Москву гонца с партией товара ему звонили совершенно незнакомые люди и произносили некий условный текст, который ничего не мог сказать постороннему слушателю, даже если бы таковой присутствовал при разговоре. Гонца Слава тоже не знал и не встречался с ним — приезжал на вокзал и забирал в оговоренном месте сумку с товаром завербованный Славой человек. С гонцом этот человек тоже не встречался. Затем человек Славы брат такси, доезжал до условленного места, оставлял там сумку и уходил, не заботясь о дальнейшем. Дождавшись его ухода, сумку забирал другой посредник и отвозил товар покупателю, который уже был извещен о готовящемся поступлении. Тот расфасовывал товар и либо продавал его сам, если речь шла о знакомых надежных клиентах вроде содержателей наркопритонов, либо отдавал его розничным торговцам, толкавшимся на Пражском рынке, у метро «Новогиреево», у аптеки на Лубянской площади и в прочих подобных местах, хорошо известных всем наркоманам столицы.
Налаженная система конспирации делала таджикскую мафию и ее московскую структуру, созданную Славой Парфеновым, крепким орешком и для милиции, и для прочих возможных противников. Конечно, милиция время от времени ловила мелких сбытчиков и даже выходила через них на так называемых «фармацевтов», хранивших и фасовавших товар, но далее цепочка обрывалась, так как «фармацевты» не знали тех, кто привозил товар, а торговцы-посредники не знали друг друга, и даже те из них, кого завербовал лично Слава, не знали, как найти его в Москве. Нигерийские наркоторговцы не принимали и сотой доли этих мер безопасности, полагаясь на свой статус иностранных граждан и на то, что из любой затруднительной ситуации можно выпутаться, отказавшись понимать по-русски. Поэтому Коле Радченко не составило труда выйти на торговавших наркотиками африканцев, а остальное для него и подавно было делом техники.