Я - вор в законе
Шрифт:
– Как бы нам с вами не разодраться из-за этого места спикера.
– Я думаю, все решит голосование и выбор упадет на достойнейшего, – в ответ отшутился Варяг.
– Но можно поступить по-другому. Если кто-нибудь из нас возьмет самоотвод, то другой автоматически занимает место спикера.
– Понимаю. Вы предлагаете отказаться мне? – Улыбка сделалась еще более доброжелательной.
Варяг тоже умел обворожить, если этого требовали обстоятельства.
– Это не совсем так, Владислав Геннадьевич, я предлагаю сотрудничество.
– В чем оно будет заключаться?
– Вы желаете откровенного разговора?
– Я
– Не удивляйтесь, но я знаю о вас больше, чем вы думаете. Я знаю, куда идут деньги с моих предприятий, знаю, кто за этим стоит. Нет, что вы! Что вы!.. Поймите меня правильно, это не шантаж, меня устраивает мое настоящее положение. У меня только один желудок, который требует не такое уж большое количество пищи, и не такое огромное тело, чтобы напяливать майку размером с парашют. Я всегда обходился минимумом, а тех денег, что я успел заработать, мне хватит на несколько десятков обычных человеческих жизней.
– И что же вы тогда от меня хотите?
– Работы. – Так заявляет проситель, когда является к начальнику отдела кадров. – Я хочу, чтобы вы уступили мне место спикера. Это будет выгодно для нас обоих. Одно дело, если вы останетесь просто парламентарием, и совсем другое дело, если решите стать спикером, тогда и биографию станут копать гораздо глубже, чем раньше.
– Вы знаете, кто я такой?
– Да. Вы – законный вор.
– Откуда же вам это известно?
Киселев отвел глаза в сторону: так шаловливый ученик избегает взгляда строгого учителя.
– Знаю... Я не стану говорить, от кого, но на последнем сходняке был законник, которому я щедро плачу из своей кассы за подобного рода информацию. Он служит мне! Вам нечего беспокоиться, дальше меня это никуда не пойдет. – И Киселев, уже не скрывая восхищения, добавил: – У вас удивительная судьба! Кто бы мог подумать.
Варяг едва улыбнулся:
– Может быть.
– Ну так как? Вы согласны? Мы с вами одна команда, мы можем так прижать этих лощеных политиков, что с них сок потечет.
Это был сильный ход, а Киселев, словно опытный гроссмейстер, наслаждался выигранной минутой. Но даже он с его экономическим мышлением, густо заквашенным на политических дрожжах, не мог знать об истинном могуществе Варяга. А за последние несколько лет он стал еще сильнее! Его малява могла отыскать и приговорить любого зэка, где бы тот ни находился, в любой точке России! Его владения – это просторы от Мурманска до Владивостока. И ему достаточно вымолвить только слово, чтобы завтра Киселева Виталия Борисовича нашли в своей квартире задохнувшимся от газа. Однако Варяг знал, что никогда не поступит так. Все эти люди составляли огромную пирамиду его личной власти, и это строение было куда основательнее и величественнее сооружений египетских фараонов. Если Варяг стоял на ее вершине, то такие, как Киселев, были ее основанием, и что станет с пирамидой, если разрушить первый этаж?
Киселев был умен, он знал, что ответит Варяг, и не ошибся.
– Согласен. По правде говоря, я не испытываю особенного желания сделаться спикером. Это не моя стезя! Единственное, что я хотел, так это утереть нос этим избранникам. Представляю их удивленные рожи, если я с большой трибуны заявлю о том, что я – законный вор! Вот где можно было бы похохотать.
– Вы не имеете права рушить то, что было создано так добротно. Наоборот, мы должны укрепляться. Я не так давно наблюдал
– Хорошо. Я откажусь в вашу пользу, но повторяю, что каждый серьезный шаг должен проходить только с нашего благословения.
За разговором прошло полчаса. Зал неторопливо заполнялся народными избранниками. Последним входил Киселев, и никто из присутствующих не мог предположить, что по мягкой ковровой дорожке ступал законный вор новой формации.
Света теперь постоянно была с Варягом. Она принесла с собой то состояние, которого Владислав никогда не знал. С ней было спокойно и хорошо. Одно дело барак, набитый мужиками, где у каждого выпирает свой характер, другое дело – женщина, которая под его ладонью становится такой ласковой, что готова кошкой выгнуть спину. И осознание своей силы перед ее беззащитностью делало его терпеливым и нежным. Именно этого домашнего комфорта ему не хватало всю жизнь. Вот где должна была быть нора – не среди галдящих мужиков, а рядом с женщиной, послушной и теплой.
Они никогда не предавались воспоминаниям, не сговариваясь, они забыли прошлую жизнь навсегда. Варяг относился к Свете так, как может относиться влюбленный парень к девушке в пору ухаживания. Словно их никогда и не соединял столыпинский вагон и не разъединяли годы ожидания.
Все забылось! Все умерло! Жизнь начиналась с чистых листов, куда им отныне вместе вписывать общую судьбу. И только иногда что-то похожее на недоумение застывало в глазах Светы, словно она до сих пор не могла привыкнуть к перерождению Варяга из законного вора в блистательного доктора наук. И Варяг много бы отдал за то, чтобы узнать: о чем она задумывалась в эти минуты?
Часто Света сидела на диване, поджав под себя ноги. Варяг жалел в эти минуты, что бог обделил его даром скульптора. Он создал бы ее в мраморе: голова слегка повернута в сторону, шея длинная, почти лебединая, а еще руки – ласковые и нежные.
Уже второй день все газеты писали о новом спикере: Киселев Виталий Борисович – талантливый бизнесмен, политик нового поколения, женат, имеет двоих детей. Его фотографии охотно печатали (он был фотогеничен), брали интервью (он был словоохотлив), и еще он улыбался, как голливудская кинозвезда, получившая «Оскара». Глядя в торжествующее лицо Киселева, охотно верилось, что морщины у него могут появиться только от счастья.
Еще вчера на первых полосах газет был Владислав Геннадьевич, сегодня же о нем забыли совсем, и крупная фотография Киселева закрыла собой великую фигуру законного вора.
Только единицы знали о том, что сход короновал Киселева Виталия Борисовича, приняв его в гранды преступного мира. Теперь он стал одним из них.
Особенно любили фотографировать спикера в окружении президента: вот они тепло пожимают друг другу руки, здесь они стоят плечом к плечу, как два соратника, вернувшиеся с последней войны, а вот они засели в президиуме и склонили головы друг к другу, и если бы не великосветские улыбки, то можно было бы подумать, что один пытается забодать другого.