Я возьму тебя на руки

Яблонская Альбина

Не знаю, зачем, но мне почему-то хотелось быть остроумным. Жутко захотелось пошутить. То ли чтобы вырасти в ее глазах как компаньон для разговора. То ли чтобы снять свое внутреннее напряжение. Но я пошутил.

И вышло это не очень.

— Так это потому ты в инвалидном кресле?

— Э… — нахмурила Тома свои тонкие от природы брови. — Прости? О чем ты?

Я начинал понимать, что промахнулся. Моя шутка не зашла. Юмора не поняли. И теперь придется объяснять, что я имел в виду, когда сказал "это".

Черт.

Как же жаль, что нельзя все отмотать. Сделать вид, что ничего такого не было.

О чем мы там говорили перед моей шуткой? О школе. О бывшем бойфренде. Лучше бы она рассказывала о своих парнях, чем я пытался шутить при женщине.

— Извини. Это была такая шутка.

— А. Я поняла. — Тома прикусила нижнюю губу и выключила газ под туркой с кофе. — Уже заварилось. Сейчас немного подождем и будем пить. Ты не спешишь?

— Слушай, это была просто шутка.

— Да, я поняла.

— Нет, я серьезно. Не умею шутить.

— Ну почему же. Было смешно.

— Смешно как раз не было. Ты не смеялась. И даже смысла моих слов не поняла.

— Ты пошутил, что… — задумалась Тома, прокрутив в голове сказанные мной слова. И… внезапно до нее дошло, что я вкладывал в тот анекдот. — А! Ты имел в виду, что я в коляске, потому нижний брейк танцевала активно?!

— Д-да… — выдавил я из себя с искаженной улыбкой. — Так все и хотел сказать.

— Это смешно. Правда.

— Серьезно?

— Да, конечно. Ржака. Ты юморист.

— Я дурак.

— Ты не дурак. Ты просто пошутил.

— Лучше бы я промолчал.

— На самом деле я люблю тебя слушать.

Она налила мне горячего кофе. Придвинула сахар, но я не взял. Пью просто черный. Несладкий. И дома, и в кафе. Везде. Люблю простоту. Она меня всегда очаровывает.

Ну или, может, этот кофе такой же простой и беспонтовый, как я сам?

— М… — вырвалось у меня само собой, когда сделал первый глоток. — А вкусно.

— Угу.

— Терпкий такой. Слегка кислинка чувствуется под языком, когда проглотишь… Ты колдунья. Хорошо пошло. Я рад, что заскочил к тебе на чашку.

— И я тоже рада, — улыбалась Тома в свете солнца. Оно пробивалось сквозь ажурную занавеску и ложилось красивым узором на лицо, ее плечи. Слегка обнаженную сверху грудь.

Я снова туда глянул. Ненарочно. Просто так получилось. Глаза так и тянуло глянуть хоть разок. Декольте притягивало взор, хоть ты тресни. Вчера такого не было. Она ведь сняла пуховик. Сидела передо мной — такая нежная и мягкая.

Черт. Мне кофе по шарам ударило.

— Так значит, этот твой приятель-бариста…

— Жорик, — подсказала Тома.

И я удивился.

— Жорик?

— Ага.

— Серьезно?

— Да, а что? Его так зовут. Такое имя.

— Бариста Жорик? Это же не звучит…

— А по мне так очень даже звучит, — защитила своего экса Тамила.

Впрочем, может, он и не экс

вовсе. Вполне возможно, они поддерживают связь. И видятся не только ради кофе. Бойфренды бывшими не бывают, это уж точно. Надо выведать всю подноготную этого порочного союза.

— Ну ладно. Тебе видней.

— Моей маме тоже его имя не нравилось.

— Согласен с твоей матерью. Она вас не пыталась развести?

Я опять шутил. Хотя и понимал — лучше молчать и дуть на горячий кофе.

— Нет. Это сделал Денис.

На этом месте я нечаянно поперхнулся. Вышло очень глупо. И несерьезно. Хотел спросить, кто такой Денис. А на деле будто всполошился, что БЫЛ ЕЩЕ И ДЕНИС. Словно мне не все равно. Не "по барабану", как сказал ее малой. Блин. Так и не узнал ведь его имени.

— Все нормально?

— Да. Я просто… кхм… поперхнулся.

— Денис отбил меня у одноклассника, когда я пошла в универ. Любовь на расстоянии не выдержала проверки реальностью. Я влюбилась в козла. Как потом оказалось.

Я отложил дымящуюся чашку и взглянул в окно. Начинало проясняться. Не на улице — там и так все было ясно с самого утра. Нет. Прояснилась история с отцом Неандрюши. Ее зеленоглазого мальчугана. Виновника всей этой немыслимой драмы.

— Это он отец?

— Угу, — кивнула Тома, точно так же смотря в окно. И попивая кофе. — Биологически — да. По документам — да. Но для меня он умер. Пусть живет как хочет.

— Так вы развелись?

— Да, я разведена.

Мне стало вовсе жарко. Я снял пиджак и повесил на спинку стула. А когда опять повернулся к Томе лицом, то заметил, как она украдкой смотрит на мою грудную клетку. В тонкой шелковой рубашке.

— Рубашку оцениваешь?

— Ага. Хорошая. Мне нравится. Качественная. И материал хороший. Чистый шелк. Кайфую от таких.

Она проятнула ручку и погладила меня по бицепсу. Были странные ощущения. Я не мог понять, что ее привлекает — мое тело или ткань, из которой пошита одежда на этом теле. В любом случае было странно. Но приятно. Думаю, мы оба получили в тот момент долю удовольствия. Я — от ее прикосновений. Она — от качества шелка.

— Ну и что потом Жорик?

— А что Жорик? — переспросила Тома. — Жорик тут ни при чем.

— Он тебя не пытался потом вернуть, когда узнал, что ты рассталась с мужем?

— Ты шутишь? — махала она головой. — Жорик ведь не слепой. Зачем ему сдалась калека?

— Не надо так говорить. Ты не калека.

— У Жорика семья. Жена и дети.

— О, — осознал я вдруг, что зря так ежился на Жору. Он не холостяк. А самый обычный бариста-семьянин. Да еще и не самый обеспеченный, понятное дело. И ничего. Ему это не помешало завести семью. Пока я тут переживаю, что "всего лишь" прикупил себе активы на одну-единственную нефтебазу. И ведь кайфуют люди от нормальной жизни. — Значит, Жорик женатый человек?