Я всё равно тебе солгу
Шрифт:
— Тогда уходи, — протянула я так, будто на самом деле хотела сказать: побудь со мной ещё немного.
— А может, мне остаться и подождать тех, кто придёт? Вот им я и расскажу, с кем они имеют дело.
Я только фыркнула, но вовремя сообразила, что выбиваюсь из образа. Чёртов Фил, с другими мне всё давалось легко, а с ним изображать другой характер, давалось непросто.
— Думаешь, мне раньше не угрожали? Ничего не выйдет, девушка, с которой я снимаю квартиру у твоей сестры, и есть моя клиентка. Я здесь
Зачем я это сказала? Бьюсь об заклад, он и так это знал. Зато будет доверять, а я усилю впечатление, добавив лицу испуга.
— Мне всё равно. Собирайся.
— Тогда отвернись.
— Чего я у тебя не видел? — Немов поднял бровь и коротко засмеялся. С секунду я полюбовалась его оскалом, взглядом самоуверенного самца, а потом спокойно, чтобы не вызвать бесконечных вопросов, пояснила.
— Пожалуйста. Не люблю, когда на меня смотрят во время переодевания. Это мой личный бзик.
— А, — протянул он, — вот почему сбегаешь после? Ладно, только быстро. У тебя три-пять минут.
Сделать жалостливое лицо — просто, один из моих первых выученных приёмов, и мужчина всегда идёт навстречу. Разумеется, если он не законченный циник и не относится к тебе предвзято. Ведь я всегда просила о малом, а в большом выигрывала. Потому что за малой уступкой крылось что-то значительное и важное.
Он вышел на кухню и загремел кружками. Послышался шум воды, и снова тишина.
У меня было чертовски мало времени, ну так не привыкать! Я метнулась к шкафу и достала из маленького тайника в сумке, сделанного так, что если не знать, где искать, ни за что не обнаружить потайное отделение под толстым слоем подкладки. Там я хранила маленький пузырёк, способный изобразить то, чего нет в тот момент, когда на остальное не осталось времени.
Я звала его содержимое «Кровь девственницы». Ирония наше всё.
Осталось написать сообщение на номер такси. Того самого, которое решало проблемы в случаях, подобных этому. А случаи были редки.
Чтобы там не описывали в книжках про авантюристок, наша жизнь совсем не остросюжетный роман, а та же сама рутина, состоящая из планов на бумаге, в голове, из связей, а не вовсе не и побегов, и перестрелок. И не из вечной комедии положения, когда надо за три секунды сообразить и выкрутиться. Всё обычно продумывается заранее, жертва ведёт себя так, как и предсказано. Почти всегда.
И главное — никакой полиции. Кому охота связываться с допросом, стоять, как корова под дождём, когда некуда деться, потому что габариты мешают, а с рогами и вовсе в пиличное общество больше не зайдёшь.
Хотя, возможно, у тех, кто обманывает на деньги, всё иначе. Я же работаю с людьми, не беря от них ни копейки. От жертв.
— Готова. Куда хоть едем, скажешь?
— Подальше отсюда, — Немов бросил быстрый взгляд на часы, висевшие на кухне. Ага, значит, в курсе,
— Хорошо, надеюсь, ты не завезёшь меня в такое место, где никто не найдёт?
— И не надейся, — он схватил меня за плечо и подтолкнул к выходу.
Я шла нарочито медленно, спотыкалась, долго возилась с ключами, которые выпадали из рук, я поднимала их, ковырялась в замке, испытывая терпение Немова, пока тот не вырвал их из моих рук, попутно заглядывая в глаза:
— Да что с тобой такое?!
Если бы я начала изображать плохое самочувствие, всё это было бы признано игрой на публику, так те, кому действительно хреново, себя не ведут.
— Всё в порядке. Голова немного разболелась.
— Так прими таблетку.
— Приму.
Я повозилась в сумочке, выудила косметичку, в которой и лежало заветное средство для таких вот случаев.
— Погоди, это, надеюсь, не цианистый калий?
Немов уже закрыл дверь, ключи спрятал в кармане своей куртки, стервец, и вырвал у меня из рук блистер.
Я закатила глаза, приложила руку к виску, словно туда только что стрельнуло, и вышла к лифту.
— Можно уже? Это нурофен. Обезболивающее.
— Не вздумай выкинуть фортель, — кивнул он и вернул таблетки.
«Не вздумаю, — подумала я, мысленно потирая руки в предвкушении. — Давно всё продумала».
Таблетки были непростыми, но не все. Часть в блистере действительно нурофен, остальные капсулы, я запомнила их расположение, отвлекающая бомба.
— Надеюсь, воду в бутылке пробовать не станешь?
— Пей уже, артистка.
Ага, дорогой, ты ещё не знаешь насколько! Но очень скоро в этом убедишься.
8.1
Живот начал болеть раньше, чем мы вышли к подъезду. Изображать недомогание не пришлось, никогда бы не смогла сделать это естественно, потому что холодный пот на лбу, дрожь в руках, когда и сумку держать тяжело, этого не придумаешь.
Боль отрезвляет и придаёт лицу то выражение, которое безотчётно считывается окружающими, как «помоги мне ради бога, я помираю прям сейчас».
— Что с тобой? — снова и снова спрашивал Немов, сокращая между нами расстояние, но я каждый раз отталкивала его.
— Дай посижу на лавочке, и всё пройдёт. Не торопи только.
— Замёрзнешь, пойдём ко мне в машину.
Если бы не было так хреново, я бы рассмеялась, глядя на его растерянное озабоченное лицо. Нашёлся рыцарь! Но было плохо, и я побрела, стараясь не прихрамывать. Так будет натуральнее: пусть видит, как я превозмогаю боль.
— Я не могу ехать, мне нехорошо, — произнесла я, но дверь заднего сидения открыла и села, не убирая ноги. Немов захлопнул открытую для меня переднюю дверцу с пассажирской стороны и наклонился, заглядывая в лицо.