Я всего лишь фантом!
Шрифт:
— Ты очень изменился, брат мой. Ты стал другим. И я… не уверена, что вернешься. Но если примешь такое решение, хочу чтобы ты знал. Я тебя пойму.
А потом… крепко обняла его, прижавшись всем телом.
— Я буду тебя ждать…
Наверно сестра права в чем-то. Он и в самом деле изменился. Это так и есть. Алатэ вдруг осознал, что ему… нравится этот мир! Люди здесь… они разные. Но они какие-то… искренние. У них есть чувства, эмоции. Они любят или ненавидят, смеются или плачут. В отличие от его мира полу-роботов, безразличных ко всему.
И самое главное —
— Это уже не моё…
Загудел шлем на столе. Самый важный прибор, межвременной коммутатор. На его лобовой части небольшая панель. Справа — настройка. Слева — зона пуска. Для перемещения надо надеть шлем и коснуться пальцами.
Прибор засветился, на панели вспыхнули разноцветные знаки.
— Окно…
Согласно правилам, окно включалось ровно на шесть минут. В это время возникал и поддерживался межвременной туннель. И исчезал… если окном никто не воспользовался.
Алатэ не спешил. Всё так же сидел, глядя на мерцающий аппарат. Он столько лет мечтал об этом миге. И вот сейчас, когда все уже готово, почему-то медлил. Что-то сдерживало. Он сам толком не понимал, в чем дело. Наверно просто отвык от своего мира. Или привык к этому.
— Ладно. Вперед…
Он положил сумку на колени и потянулся к шлему. Вдруг заиграла мелодия на телефоне. Быстро глянул время. Еще около трех минут, успеет. — Да?
— Андрюша, это я. — Голос Лены был тревожным. — У тебя все в порядке?
— Все хорошо.
— Уехала твоя двоюродная?
— Да, только что.
Лена замолчала. Потом как-то нерешительно. — У меня задержка была неделю назад. Я ждала, чтобы… не ошибиться. Сейчас тест сделала. Там две полоски. У нас ребенок будет…
Алатэ глянул на таймер. 38 секунд осталось… Взял шлем в руки. Как-то болезненно поморщился. Замер в нерешительности. Затем стиснул губы и поставил прибор обратно.
Последние секунды шли медленно… казалось что целую вечность. И вот шлем стал затухать. Один за другим гасли огоньки, затих гул, отключилась лобовая панель. Окно закрылось. Пути назад больше не было. Всё.
Из трубки послышался тихий голос. В нем звучала грусть.
— Что скажешь?
Он с шумом выдохнул воздух. — Скажу… что очень этому рад. И еще: Нам наверно пожениться надо? Теперь уже ты что скажешь?
В трубке молчание. Затем тихие слова:
— Я так боялась, что не услышу этого…
* * *
Смеркалось. Тишина сумерек летела над лесом и рекой, над лугами и полями. Летела сквозь. Прохладная и ненасытная… Казалось что все вокруг так близко, что достаточно протянуть руку. И в то же время бесконечно отдалено. Ветер мчался темными стайками по реке, шумел и выл в верхушках деревьев. Тени туч летели по земле, накрывая чернотой зелено-стальные пятна холмов…
Из леса, подступившего к холмистой гряде, появились всадницы. Небольшой отряд в десяток воинов. В полном молчании они пришпорили своих скакунов и рысью двинулись к узкой расселине меж холмов. Затем исчезли в сумрачной тени.
Прошло около получаса. И снова движение у
Их было около четырехсот, маленькая армия. Ехали рядами по четверо. Все рослые, мускулистые, в боевых доспехах и при полном вооружении. Здесь тишина уже не особо соблюдалась. Девушки явно пребывали в хорошем настроении, то и дело переговаривались, шутили и даже смеялись. Правда негромко.
В середине колонны уверенно восседала на белом коне девушка редкой красоты. Она выделялась на фоне своих суровых спутниц, чьи лица давно огрубели после бесчисленных походов и сражений. Она ехала с непокрытой головой, шлем приторочен к седлу, вместе с щитом. На боку — длинный изогнутый меч, в руке держала короткое копье.
Ее соседка, широкоплечая блондинка с обручем на волосах, вдруг хитро улыбнулась.
— Ты лучше надень шлем, Элло!
— Ты стала заботливой как моя мама, которой я никогда не видела. Что с тобой, Лэйя?
— Я беспокоюсь о другом. Просто не хочу, чтобы козлы бросились к тебе, забыв обо всем. А что останется нам?
Эллес звонко рассмеялась. — Хорошо. Садись за моей спиной. И вся слава будет твоя!
В беседу вмешалась еще одна всадница.
— Не стоит этого делать, Лэйя. Ее конь может приревновать. А он очень больно лягается.
Начался всеобщий хохот. Воительницы от души веселились, обмениваясь шутками и подколками.
Вдруг из авангарда пошла команда. Она быстро передавалась по рядам. — Тихо! Тихо!.. Воцарилась тишина. Всадницы слушали, ловя каждый звук.
Это вернулись две разведчицы. Они приблизились к женщине мощного сложения, ехавшей в первом ряду.
— Козлы ждут в двух милях. Они нас не заметили.
— Сколько их?
— Около тысячи.
— Они ждут свою смерть…
Военачальница махнула рукой, и колонна быстро двинулась вперед. Низина постепенно расширялась. Холмы отступали в стороны, и вскоре отряд выехал на открытое пространство.
Впереди темнела колышущаяся масса. Одним своим краем она касалась реки, а противоположным упиралась в почти отвесную каменную гору. Обойти их было невозможно. Но никто этого делать и не собирался. Те кто сюда пришли — хотели битвы.
При виде амазонок в толпе «встречающих» раздался хор самых разных звуков. Какое-то блеяние вперемешку с рыком и односложными ругательствами. Вид этих существ вызывал такое же отвращение, как и то, что они издавали.
Они были похожи на огромных козлов, слегка остриженных и зачем-то вставших на задние ноги. Особо отталкивающими были их морды. Мохнатые, бородатые, с выступающей пастью, из которой лезли наружу острые клыки. Маленькие, горящие злобой глазенки. И конечно же рога. Длинные, изогнутые вперед. Каждый держал в когтистых лапах толстую суковатую дубину.