Я всего лишь собака
Шрифт:
— А вот, наверное, и младенец Христос с подарками! Побудь с Мицци в кухне, Антон. Веди себя хорошо, мы скоро вернёмся.
И ушла, закрыв за собой дверь.
Но я слышал, как Малышка там смеётся и радуется.
Только кухонная дверь захлопнулась, как кошка тут же ожила.
Я-то знал, что она не спит!
Она потянулась, стала длинная-предлинная и одним прыжком перемахнула с батареи на стол.
Там на тёплой подставке лежал мой жареный гусь.
Что это она задумала?
Не смей,
Но она разве послушает?!
Я оскалил зубы.
Кошка выпустила когти и — цап моего гуся!
Я громко зарычал, но нахалка даже ухом не повела.
Она зацепила гуся лапой.
И стала тянуть к себе.
Гусь был тяжёлый, но кошка не сдавалась. И я на всё это должен был смотреть?!
Бух!
Мицци потеряла равновесие, упала со стола вместе с моим гусем и вся перемазалась в жиру.
Она испуганно мяукнула, выпустила добычу и забилась под холодильник.
И вот он лежит на полу, мой гусь с золотистой корочкой, прямо у меня под носом, и пахнет так, что голова идёт кругом.
Я показал Мицци зубы, а потом решил устроить себе Рождество! Это было самое лучшее Рождество в моей жизни!
Гусь просто таял во рту.
Гусиная кожа была поджаристой и хрустящей, а мясо под ней — сочным и нежным. Жир тёк по моей морде, я не успевал его слизывать, и он капал на пол.
Никогда в жизни я так не наедался! Потом я вскочил на лавку и милостиво позволил кошке подобрать остатки праздничного угощения.
Не надо жадничать, надо делиться, учил дядюшка Ференц.
Я задремал.
Мне снилось, что я сижу вместе с венгерскими пастухами у костра…
И тут меня разбудил вопль Фридберта. Сон как рукой сняло.
Хозяин склонился над Мицци и завывал, словно шакал.
Краем глаза я успел заметить, как Мицци метнулась под холодильник.
— Воришка! — бушевал Фридберт. — Подлая ворюга! Не кошка, а чудовище!
Он зажал в руке гусиные кости и растерянно смотрел на пустую тарелку.
— Невероятно, — проворчал он, — такая маленькая кошка слопала такого здоровенного гуся…
И тут его взгляд упал на меня.
— АНТОН?
Я поджал лапы и попытался спрятать морду, но — поздно!
Своим зорким взглядом Фридберт разглядел гусиный жир на моей бороде.
— И ты тоже, негодник!
Господи, ну с чего я взял, что этот гусь предназначался мне? Не иначе мне моё геройство голову вскружило.
Теперь прости-прощай, мои слава и почёт…
Нет, я не жалуюсь.
По большому счёту, мне повезло.
В конце концов, так даже легче.
Всё к лучшему.
Теперь я снова обычный пёс.
А Эмили потом пожарила сардельки, которые на самом деле предназначались нам с Мицци, и хозяева их съели на праздник — с гусиным жиром, красной капустой
Глава десятая,
в которой рассказывают чистую правду
Конечно, собаки умеют смеяться, пусть некоторые люди в это и не верят. Мы смеёмся точно так же, как вы. Открываем пасть, немного наклоняем голову набок, приподнимаем повыше губы и смеёмся. Малышка это знает.
Мы лежим под столом в кухне и хохочем взахлёб.
Эмили называет это пятиминутка дуракаваляния.
— Ну что вас так рассмешило, хотела бы я знать? — спрашивает она.
Но мы ей ничего не отвечаем.
Малышка смеётся, потому что смеюсь я, а я смеюсь потому, что смеётся она.
Ну как это объяснишь?
Позавчера Эмили водила меня к собачьему парикмахеру.
Теперь я стал похож на пуделя: голова в длинных локонах, а всё остальное коротко острижено — чтобы мне не было жарко, когда лето наступит.
После стрижки хозяева меня постоянно гладят и говорят, что я очень красивый.
Мне-то самому всё равно, какая у меня причёска, но одно я знаю точно: шерсть у меня растёт день и ночь.
А вот как от меня пахнет — мне не всё равно.
Этот парикмахер меня вымыл. Просто кошмар!
Поставил в ванну, мылил шампунем и поливал из душа — теперь я пахну словно цветущий луг. Малышка сразу уткнулась носом в мою шерсть и всё не могла надышаться.
Заявила, что от меня вкусно пахнет.
Но я как-никак собака, и от меня вовсе не должно пахнуть «вкусно». В Венгрии мыть собак строго-настрого запрещено.
Дядя Ференц не раз рассказывал нам ужасную историю о глупом молодом пастухе, который по неведению взял да и вымыл свою лучшую овчарку. После мытья та стала пахнуть словно цветущий луг — тот самый, где пасутся серые венгерские коровы.
И вот, когда коровы вечером вернулись в хлев, помытая собака легла по привычке с ними рядом… А на следующее утро молодой пастух нашёл только её косточки.
Коровы сослепу приняли беднягу за охапку сена с их лужка и сожрали!
С тех пор в Венгрии никто собак не моет, так говорил дядя Ференц.
Собака должна пахнуть собакой.
А если от собаки пахнет цветами, а от цветов — собакой, то всё в мире перепутается и перевернётся с ног на голову. Того гляди, овцы откажутся есть траву, потому что она пахнет собакой.