Я выбираю счастье
Шрифт:
Станислав засмеялся. Все правильно, хотел подвезти домой Надежду, по пути уговорить на свидание, вот только она упорно тащит с собой свою некрасивую подругу, да еще всячески пытается обратить на неё внимание, сватает прямо.
Около школы стояла группа подростков. Станислав узнал среди них тех, кто сопровождал Надежду, когда она упала со скутера. Подростки о чем-то возмущенно говорили. Тарас Петрович поздоровался с ними. Пояснил, что два их них сыновья соседки. О том, что вчера к нему пришла после их отъезда Маара Викторовна, он говорить не стал.
– Это со мной, - кивнул Тарас Петрович на своего спутника.
В классе, где проходило собрание, стоял шум. Дверь была открыта, в школе было, только разносились громкие звуки по пустой рекреации, долетающие из кабинета, где шло собрание. Тарас Петрович не стал сразу заходить, остановился в отдалении.
Из рекреации была крайняя первая парта. За ней сидела спиной к двери красивая Надежда, одна, и с интересом вглядывалась в лица говорящих.
– Надежда Дмитриевна, почему вы молчите? Мы бы хотели услышать ваши объяснения, - прозвучал голос директрисы.
– Я думаю, - глубокомысленно ответила женщина.
Станислав явно слышал издевательские интонации в голосе женщины.
– О чем?
– неосторожно спросила директриса.
– Поделитесь вашими глубокими мыслями с нами, простыми смертными.
– Это хреново, когда чисто бабский коллектив, - ответила Надежда.
– Уж лучше бы вы мужиков делили, чем меня обсуждать.
Кто-то сдавленно фыркнул, подавляя смех. Встала Людмила Яновна Кунова, одна из приближенных Шахини, заговорила своим фальшиво-проникновенным голосом.
– Я вам удивляюсь, коллеги. Вот вы смеетесь, а ведь Надежда Дмитриевна фактически оскорбляет нас сейчас. Почему вы не слышите цинизма в её словах? Откровенного, грубого цинизма.
– Любить мужиков - это не цинизм, Людмила Яновна, это природа-матушка, - опять усмехнулась Надежда. - Полезно для здоровья.
– Вам не давали слова, - выкрикнула Галина Алексеевна Лавдоренко, беспринципная учительница, поддерживающая всегда сильного.
– Итак, - завершила дискуссию Шахиня, - предлагаю уволить Надежду Дмитриевну, как не соответствующую высокому званию учителя. Кто "за", прошу поднять руку.
В глазах Надежды застыл искренний интерес. Казалось, происходящее её не волнует нисколько. Она с любопытством смотрела на учителей. Голоса разделились пополам. Несколько человек воздержались. Шахиня давила на коллектив.
– Почему не голосуете, Анна Тимофеевна, - обратилась она к худенькой старенькой учительнице начальной школы.
– Поднимайте руку. Ваш голос может оказаться решающим.
– Да я не понимаю, о чем вы тут, - оправдывалась добрая, не любящая скандалов старая учительница.
– Вот поэтому и проголосуйте, - приказала директриса.
Анна Тимофеевна нехотя подняла руку.
– Я не подниму, - предупредил Николай Васильевич Коротеев, учитель истории.
–
Голоса опять разделились поровну. Взгляд шахини был прикован к Раисе Григорьевне Длужевской, красивой породистой учительнице математики, уважаемой в коллективе.
– Даже не смотрите в мою сторону - произнесла Раиса Григорьевна.
– Голосовать ни за кого не буду.
Шахиню это не смутило. Всем было понятно, какое бы решение собрание ни приняло, Надежду уволят. Многих удивляло, что сама Надежда молчит, не защищает себя, только смотрит с каким-то даже не удивлением, а интересом на окружающих. А ведь работы особо нет в их небольшом городке. Некуда податься, да еще запись соответствующую сделают в трудовой книжке. Надежда за все собрание лишь один раз высказалась серьезно, когда Любаша пыталась её защитить. Дрожа и путая слова, девушка говорила:
– Не надо увольнять Надежду Дмитриевну, увольте лучше меня. Это ведь все из-за меня. Мы же все знаем.
– Любка, - сердито прервала её Надежда.
– Замолчи и сядь. У тебя мать-инвалид на руках и кусаться ты еще не умеешь. А я зубастая, надо будет сама сожру, кого захочу. Не подавлюсь, - и улыбнулась наивно-весело.
– Я люблю восточные сладости.
Люди опять заулыбались. Намек прозвучал более чем прозрачно: восточные сладости - Шахиня. А дальше со стороны Надежды опять посыпались шуточки и ехидные замечания.
– Ваше святейшество, - обратилась Надежда к директрисе голосом покорной и глупой рабыни, - зачитывайте ваш рескрипт, не томите народ. Мне как, прямо сей минуточку уходить али завтрева.
Шахиня обиженно отвернулась. Зато раздался другой голос.
– Вот посмотрите, - это опять взвилась Кунова Людмила.
– Эта учительница даже грамотно говорить не умеет. И это не первый случай. Почему такие люди работают в школе?
– Сею разумное, доброе, вечное, - подражая голосу Куновой, проникновенно-фальшиво проговорила Надежда.
– Вот для чего я, Людмила Яновна, работаю учителем музыки.
Кто-то опять фыркнул. Надежда упорно превращала собрание в фарс, и ей это удавалось. А как она хорошо имитировала голоса, как настоящая актриса. Скажет слово, а кажется, это не она - другой говорит. Больше всех доставалось Куновой и Лавдоренко. И неудивительно, они и говорили больше других.
– Какое тут разумное доброе, вечное? Кто его сеет? Вы сеете?- взвилась Лавдоренко, поглядывая в сторону директрисы.
– Вот три дня назад приехали представители комитета образования, уроки технологии проверяли. Надежду Дмитриевну попросили отвести их в кабинет труда. Лучше бы мы этого не делали, - Лавдоренко возмущенно закатила глаза.
– Дети там работают, ящички сколачивают. Их спросили, для чего будут служить эти ящички. Ну, дети растерялись, стали говорить кто для конфет, кто для пряников, а наша Надежда Дмитриевна говорит проверяющим: "Ха! Не знают? Для мармалада ящики!"