Я выжил

Зверев Сергей Иванович

– Нет, сука, я тебя найду, – прошипел Аслан, плюясь грязью и кровью.

Уперевшись локтями в землю, парень пополз вперед. Но, сделав несколько неуверенных шажков, рухнул. Голова кружилась от потери сил и крови. В висках бешено колотило. Аслан сообразил, что теряет сознание. Однако сейчас ему было все равно. Волна глубокого безразличия накатила на парня, поглотив с головы до ног. Цветной калейдоскоп, закруживший перед глазами, успокаивал. Аслан прикрыл глаза и потерял сознание.

* * *

– Пушкарев!

Ты как разговариваешь? Да я тебя мигом вышибу! – надрывался декан, бледнея и одновременно краснея от злости. – Ты хоть понимаешь, кто я, а кто ты? Щенок поганый!

– Михаил Николаевич, конечно, вы можете меня выгнать из университета, но правда останется правдой! Вы не правы! И я…

– Пошел вон отсюда! Свинья!

– Почему вы меня оскорбляете?

– Я сказал, пошел вон! – не унимался декан, продолжая краснеть.

– Перестаньте меня оскорблять! Я с вами нормально говорю…

Декан, несмотря на свой почтенный возраст, резво вскочил с места, также резво метнулся к Пушкареву и ловко схватил его за шиворот.

– Вон отсюда, свинья!

– Ах ты, су…

Илья попытался оторваться руку Михаила Николаевича от своего ворота, но тот прилип мертвой хваткой. Пушкарева даже удивило, как этот маленький, плюгавенький гад может так крепко держать его за ворот и так резво маневрировать между столами и креслами тесного кабинета деканата. Что-то здесь не так.

– Убери свои руки! – закричал Илья, пытаясь вывернуться из цепких объятий декана. – Убери клешни, козел старый!

– Пошел вон, свинья! – продолжал декан. – Пошел вон отсюда! Вон! Свинья! – надрывался старикан.

Пушкарев принялся колотить его по потным ладоням, но тут же почувствовал, что начинает задыхаться. Ну и хватка была у декана! Прямо маньяк-душитель какой-то. Ему не отроков в университете обучать, а маньячить по подворотням.

Оставив тщетные попытки оторвать руки декана от своей шеи, Илья схватился за горло и стал оттягивать ворот душившей его рубашки, жадно глотая сухой пыльный воздух.

– Эй, свинья! Я сказал нэ дергайса! А то сечас яица отрэжу!

Илья открыл глаза и огляделся. Три чеченца в темно-синей камуфлированной форме с ненавистью глядели в его сторону. Четвертый абрек, не выпуская ворота гимнастерки Ильи, склонился над ним, держа в свободной руке «акашку», развернутую стволом к небу.

«Писец! – мелькнуло в голове Пушкарева. – Лучше бы я сразу умер!»

– Я сказал, нэ дергайса! – повторил чеченец грозно. – А то прямо сэйчас яица отрэжу, собака. Хочэшь? А? Нэ слышу?

– Нет, – прохрипел Пушкарев, отнимая пальцы от шеи.

– Вот так! – крикнул боевик и засадил добрый пинок в живот Ильи, сломивший его напополам.

Тут же послышался одобрительный смех стоящих рядом моджахедов. Они весело закивали, подбадривая своего «озорника».

Получив одобрение от братьев, клоун опустил ствол «калаша». Холодное дуло уперлось между ног Пушкарева, и абрек продолжил выпендриваться перед своими.

– А можэт, отстрэлить тэбэ хер? А? Зачэм вам, собакам, он нужэн? Ми вас вса равно всэх вырэжэм! Чтоб сдохли! Русские свины! Аллах нам поможэт.

Боевик резко дернул рукою, в которой была зажата рукоять автомата, и ударил Пушкарева тыльной стороной кулака. Илья почувствовал ненавистный вкус железа на прикушенном языке. Щеку окатило теплой волной. «Сука, синяк набил», – мелькнула глупая мысль в голове Пушкарева. А внутренний голос ответил: «Какой, к черту, синяк! Ты молись, чтоб тебя в расход не пустили! Или лучше бы, наоборот, прямо сейчас пулю в голову. И ты свободен!» Ведь про зверства моджахедов Илья знал не понаслышке.

А боевик, подбадриваемый смешками бородатых братьев, окончательно вошел в раж. Он вплотную наклонился к Пушкареву и, дыхнув ему в лицо страшным гнилым смрадом, прошептал:

– А можэт, я тэбя трахат буду? Давай, а?

Пушкарев сжал зубы. Гнев и ненависть вскипали в нем, грозя выплеснуться наружу плевком или нецензурным ответом. Однако Илья понимал, что эти слова могут оказаться последними в его жизни. Поэтому он сделал глубокий (насколько это было возможным в его состоянии) вдох и тихо ответил:

– Не надо.

Чеченец громко хмыкнул и резко ударил Пушкарева лбом в лицо. Слава богу, что на этот раз тычок оказался не таким сильным и точным. Нос Илье абрек не сломал. Однако под правым глазом опять сильно обожгло, и нижнее веко стало предательски тяжелеть, наливаясь кровью.

А чеченец, решив что этого с русского, пожалуй, хватит, победоносно поднялся на ноги и что-то гаркнул своим на родном языке. Боевики дружно, неистово расхохотались, едва держась на ногах то ли от смеха, то ли от дури, закачанной в себя перед боем. А абрек, по-детски обрадованный произошедшим, дернул Илью за шиворот и потащил по утоптанной дорожке, тихо насвистывая какой-то восточный мотив. Протащив пленника метров с пятьдесят, чеченец остановился у группы важно беседовавших между собой боевиков.

– Ваха, что дэлать с этим? – спросил он у невидимого для Ильи собеседника. – Может, грохнуть? На хрэна он нам?

– А где его нашли? – послышался хриплый голос командира отряда, звучавший практически без свойственного восточного акцента.

– Да под трэтым бэтээром. Эта сука Кирима и Хамида к Аллаху отправэла. Давай я эму голову отрэжу.

– Нет! – послышался спасительный для Пушкарева ответ. – Брось пока в яму. Там решим. Только не вздумай резать его раньше времени, как в прошлый раз. Мне за ту русскую свинью, которой вы кишки выпустили, потом двух наших братьев предлагали обменять.