Я - Янис

Мёллер Канни

Она выдвинула стул для меня, как в ресторане. Кот запрыгнул на диван, явно затаив обиду.

Глория положила большой кусок торта на мою тарелку и наполнила стакан.

— Любишь малиновый морс?

— Конечно, — я сделала большой глоток. Откуда она знала, что мне ужасно хочется пить и что мне жутко нравятся сливочные торты, украшенные шоколадом? Правда, пришлось немного соскоблить там, где лизал господин Аль.

— Сколько лет твоему коту? — спросила я, глядя на господина Аля, который свернулся на диване. Время от

времени он поднимал голову и смотрел на меня марципаново-зелеными глазами.

— Он не рассказывал, так что я не знаю. Однажды вечером, три года назад он просто пришел. Забрался в окно и начал мяукать. С тех пор живет здесь. Другого господина Аля у меня нет, так что я решила, что будет он. Иногда мы ссоримся, но разве есть пары, которые никогда не ругаются? Например, мне не нравится, когда он ревнует. Нельзя же вести себя так, как будто я ему принадлежу! Как ты думаешь?

— Нельзя, — согласилась я. — Человек не может принадлежать коту.

— Никто никому не может принадлежать, — решительно заявила Глория. — Каждый из нас принадлежит самому себе.

Она ела торт с закрытыми глазами.

— Давно, — сказала она. — Давно я не пробовала торт…

Я огляделась по сторонам. Ничего особенного в комнате не было. Но на шкафу стояло несколько фотографий, а на окне — пара поникших растений.

— Это все господин Аль, — вздохнула Глория. — Он грызет листья, стоит мне отвернуться.

— Откуда ты знала, что я сегодня приду?

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

— Нетрудно было догадаться. Хочешь еще морса?

Не дожидаясь ответа, она снова наполнила стакан.

Потом встала и отправилась к шкафу, на котором стоял большой аппарат. Она нажала на кнопку, закрутились два колеса, узкая коричневая пленка стала перематываться с одного на другое. Глория схватила косынку и завязала под подбородком. Потом уселась на стул и закрыла глаза, откинувшись на спинку стула. Аппарат затарахтел, как заведенный мотор. Вот переключили скорость, гудение усилилось. Старушке не сиделось на стуле. Тело раскачивалось из стороны в сторону.

— Слышишь, что это такое? — произнесла она, не открывая глаз.

— Мотоцикл, — ответила я.

— Это понятно. Но какой?

— М-м… «ХД»?

— Именно. «Харли Дэвидсон». Конец пятидесятых… — добавила она с таким видом, какой бывает у мамы, когда она делает первый глоток шампанского в Новый год.

— Понятно, — казалось, теперь машина несется со скоростью не меньше двухсот пятидесяти километров в час.

— Ты только послушай, какой он ловкий на поворотах!

— Ага, — я отпила еще немного сока. Старушка сидела с закрытыми глазами, а я не хотела ей мешать, поэтому просто взяла еще кусок торта. Только кот видел, что я делаю.

— Слушай! — сказала она, хотя из магнитофона раздавалось только глухое урчание. В следующий миг по комнате галопом пронесся табун лошадей. Звук был как настоящий, я чуть под

стол не спряталась.

Старушка засмеялась и всплеснула руками.

— Скачите, лошадки мои! Вейтесь по ветру, гривы! Пусть реки замрут, пусть деревья затаят дыхание!

Я поперхнулась малиновым морсом и закашлялась.

— Лошади взбивают пыль, — она постучала меня по спине. — Тебе надо прокашляться!

Но лошади ускакали, и над нами пронеслась стая птиц. Я надеялась, что это не чайки, которые какают прямо на головы людям.

— Это прочистит твои легкие, — она сделала большой глоток из своего стакана. — Какой прекрасный день!

— Ясно, — сказала я, хотя ничего не было ясно. Кот злобно уставился на меня. Он все еще сердился, что его отогнали от торта.

— Обожаю путешествовать, — сказала старушка, когда шелест крыльев утих. Послышался звук приближающегося поезда. Он так грохотал, что пришлось напомнить себе, что ты сидишь в комнате и пьешь морс, а не разгуливаешь по прерии.

Когда поезд совсем приблизился, пришлось зажать уши. Казалось, он едет по деревянному мосту, где надо прижиматься к перилам, чтобы тебя не сбили.

Поезд исчез с долгим свистом, и Глория выключила аппарат.

— Он очень старый, — она погладила блестящий деревянный бок. — Я завела его, когда коллекционировала звуки. Когда-то у меня был еще и маленький, который можно носить с собой.

— Понятно, — я попыталась представить себе, как это было. Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь собирал звуки.

— Иногда я ходила в кино с магнитофоном в сумке. А потом слушала пленку и видела весь фильм от начала до конца. Бесплатно.

— Больше ты так не делаешь?

— Маленький сломался. А этот слишком тяжелый. К тому же, я, наверное, уже посмотрела все хорошие фильмы.

Она подошла к шкафу и взяла с полки фотографию.

Я увидела мужчину с большими усами, который держал под уздцы двух лошадей, белую и черную. Лошади везли что-то вроде повозки — похоже на цирковую.

— Это мой папа — тот, кто ведет лошадей. Негру и Бьянку.

Она сдвинула очки на лоб.

— А за повозкой целый караван. Последними идут повозки с животными. У нас было два льва, верблюд и множество кошек и собак.

— Ой, — сказала я. Больше ничего не смогла произнести.

— Мы путешествовали по дорогам Германии, Румынии, Венгрии. В любую непогоду. Находили достаточно большую поляну и разбивали шатер. Если нам разрешали. Еще у нас была карусель. После очень долгого перехода, если мы были слишком усталыми для представления, запускали одну карусель. И еще пускали посмотреть животных за деньги. А мы с мамой делали сахарную вату. Ее всегда хорошо брали. Те, кто посмотрел на льва и верблюда, всегда хотели угоститься сладеньким. Сахарная вата обволакивает нервы, как настоящая мягкая вата. И ты успокаиваешься.