Я забыла все на свете
Шрифт:
Так или иначе, этот не сводит с меня глаз, в которых нет ни капли дружелюбия. Я кажусь себе загнанной в западню дичью.
– Привет, – произношу я, поднимая правую руку. – Я пришла с миром.
Моя попытка разрядить обстановку шуткой в индейском стиле ни к чему не приводит. Взгляд догрона становится еще более грозным.
В коридоре, потом на лестнице раздаются шаги.
Появляется второй матрос. Скользнув по мне взглядом и недовольно рыкнув, он отпихивает брата и исчезает в своей каюте, как будто потеряв ко мне интерес. Такое поведение показалось
Облегченно переведя дух, кидаюсь в камбуз, хватаю болонку и кота и сажаю их в клетки. Им, ясное дело, не хочется за решетку. Не знаю, чем питаются огры-драконы, и судя по тому, как испугались мои зверюшки, лучше мне даже и не пытаться выяснять. Капуцин отстал от меня: он повис на ручке шкафа и испуганно трясется. Я насильно сажаю обезьянку себе на плечо. Она с криком впивается коготками мне в ухо. Я глажу ее по спинке, чтобы успокоить.
– Ну-ну, огр-дракон не причинит тебе вреда.
Вообще-то я не уверена. Вдруг колдун поручил мне кормить животных только для того, чтобы позднее отдать на растерзание страшным братьям? Но с чего я взяла, что они хищники? Мало ли кто как называется! Хотя девочка-подросток может прийтись им по вкусу…
Все еще думаю о категорическом запрете Эликса, сижу на дальнем от каюты матросов краю скамейки, поставив у ног обе клетки. Заняться мне нечем: здесь нет ни телевизора, ни интернета, остается напрягать слух: что происходит за дверью, у догронов? Оттуда доносится негромкий разговор, перемежаемый всплесками недовольного ворчания. Неужели они там засели, чтобы не показываться мне?
Соблазн слишком велик.
– Месье матросы! – зову я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Может, помиримся? Простите за рюкзак и… и за все остальное.
Что такое «все остальное», я сама толком не знаю. Знаю одно: их не устраивает мое присутствие. Уж не ревность ли это к вниманию, которое мне уделяет Эликс?
В конце концов мой призыв приносит результат: дверь приоткрывается, в щели появляется голова. Смельчак – тот из братьев, кто пришел вторым, более крепкий. Решительно топая, он обходит стол и плюхается на табурет. Напуганный до истерики капуцин забирается мне под свитер и жмется к животу.
Догрон неторопливо меня разглядывает. Я, пользуясь его молчанием, занимаюсь тем же. На столе возлежат его мозолистые руки с зелеными ногтями, больше похожими на когти. Короткая шея, безволосая физиономия. Бровей и то нет. Но вообще-то он не такой уж урод. Пугает разве что цвет кожи, гребень на черепе и зверская гримаса.
Вдруг он раздувает ноздри и выпускает дым. От демонстрации его драконьей сущности у меня желудок в комок сжимается. Чтобы прийти в себя, я опускаю голову – и встречаю умоляющие взгляды собаки и кота. Не иначе, я назначена их представительницей. Киваю в знак согласия с назначением, набираю в легкие побольше воздуха и завязываю разговор.
– Как тебя зовут?
– Сафр, – следует сиплый ответ.
Я
– Ты говоришь на моем языке! Ты меня понимаешь?
Догрон со странным именем кивает, беззвучно шевелит губами, подбирая слова.
– Атонарпок. Трудно. Я мало говорю. Не люблю, – выговаривает он, с натугой ворочая языком.
Я решаю ограничиться простыми вопросами.
– А твой брат? Как его имя?
– Маргуль.
Меня вдруг посещает гениальная мысль. И при этом отчаянная.
– А мое имя ты знаешь?
Сафр открывает рот, трясет плечами. Раздается смех – хриплый, но вполне человеческий. Час от часу не легче!
– Нага, – звучит ответ, сопровождаемый дымом, вырывающимся из щелей между острыми зубами. – Кожимангуитунга. Не знаю. Знает только Хозяин.
Засекаю периферийным зрением движение. Это осторожно вылезает из своей каюты второй брат. Он опускается на табурет рядом с первым, как можно дальше от меня. Теперь я вижу обоих, и разница бросается в глаза. Сафр определенно старше, судя по морщинам и по суровому облику. На левом виске у него длинный белый шрам, гребень на затылке сильнее заострен. Маргуль помельче, не такой мускулистый, но все равно выглядит устрашающе. У него неспокойный взгляд, будто он чего-то боится.
– А ты говоришь на моем языке, Маргуль?
– Нет, – без промедления отвечает он.
– Что означают ваши имена?
Меня не оставляет мысль, что чем ближе я с ними познакомлюсь, тем проще будет обратить их в моих союзников. И вообще, кажется, знакомых не едят. Да и момент подходящий. Они, похоже, временно сидят без дела, колдун занят – принимает посетителей, мне тоже нечем заняться. Самое время воспользоваться возможностью.
Сафр скребет затылок, подыскивая слова. Маргуль молча смотрит на брата.
– «Сафр» значит «обжора», который ест быстро и много. «Маргуль» – «грязнуля», он ест грязно.
– Эти имена дала ваша мать?
Лицо Сафра, начавшее было разглаживаться, мигом мрачнеет. Мой вопрос ему не понравился. Я спешу исправить неловкость:
– Извини, я не хотела тебя смущать.
– Матери нет, отца нет, – вставляет удрученным тоном Маргуль. – Только Сосана и Хозяин.
– Не понимаю, – честно отвечаю я.
Маргуль пожимает плечами. На более внятные разъяснения он не способен. Придется соображать самой.
– Как будет на вашем языке «не понимаю»?
– Тукисингуитунга, – переводит Маргуль. Его брат по-прежнему насупленно молчит.
– Тукисингуитунга, – неуклюже выговариваю я.
Маргуль поощряет меня кивком. Я выдерживаю паузу, потом задаю новый вопрос:
– Куда плывет баржа?
– По реке, – невозмутимо отвечает Сафр.
Маргуль меня удивляет: прыскает на неуклюжую шутку брата. Выходит, у них есть чувство юмора?
– А потом? – не отступаю я.
– Потом канал. Потом Тиваз Икиматур, Рунический тоннель.
– Рунический тоннель? – повторяю я, воодушевленная возможностью узнать маршрут. – Куда же он ведет?