Я жду вас всегда с интересом (Рассказы)
Шрифт:
— Мы с вами встречали Новый год.
— Когда? — спросил я.
— Это было давно… Там было много народу, вполне возможно, вы меня не помните. Вы сами изменились до такой степени, что вас не узнать. Я бы вас ни за что не узнал, встретив на улице, — совсем другой человек! Но этот факт не мешает вам способствовать моему успеху
— Мне способствовать? — спросил я.
— Вы — мне, — сказал он улыбаясь.
— Какая-то ошибка, — сказал я, — какая-то путаница…
Он стал стыдить меня.
Он сразу перешел на «ты»:
—
— Я не обещал, — сказал я.
— Когда мы встречали Новый год, — сказал он.
Он наступал на меня, я отступал, а он говорил:
— Тогда вы много выпили, и вы говорили… ваша поддержка… всегда… и всюду… от вас… мы… дружба, поддержать… во что бы то ни стало…
Я, наверное, должен был уйти. Все это выглядело странным. Конечно, я должен был повернуться и уйти.
Но что-то останавливало меня, хотелось выяснить.
— Вы действительно уверены, что мы с вами знакомы? — спросил я.
Он опять кинулся на меня с объятиями, но на этот раз я отстранился, и он чуть не упал.
Вполне возможно, думал я, мы с ним встречали Новый год в какой-нибудь компании и он меня не так понял. Но это не значит, черт возьми… с какой стати?! И между тем мне было интересно. Зачем ему книга, мой отзыв зачем? Ну, книга еще туда-сюда, тщеславный парень, но мой отзыв ему зачем? Да что мне, жалко, в конце концов!
— Давай книгу, — сказал я, — давай…
И я сразу же, с ходу, написал ему размашисто на всю страницу:
«Ничего подобного я не видел ни в одной стране»
Я положил ручку на стол и сказал:
— Только я не был ни в одной стране, вот что плохо…
Я даже, кажется, хихикнул после этих слов.
Он сразу резко изменился в лице. Бедняга, он придавал колоссальное значение моему отзыву!
Он разглядывал мою подпись, шевелил губами и был чертовски сосредоточен.
Потом он взглянул на меня.
Глаза его блеснули недобрым холодным блеском. Этого мне не хотелось. Можно было с ним поговорить. Покритиковать его выставку, его неправильные понятия… А он зло и холодно смотрел на меня, а потом сказал:
— Нам больше не о чем разговаривать.
— Ну, не о чем, так не о чем, — сказал я.
Я с ним то на «ты», то на «вы» начал, впрочем, и он тоже. Глупости сплошные, оторвали от работы и еще разговаривать не хотят…
Я к нему хорошо относился. Ко всем я хорошо относился. Никогда ничего плохого я к нему не имел. Никогда я его не знал раньше и не видел. Монотипии и офорты, в общем, в порядке вещей. Ерундовые, правда, работы, но человек же их делал, а не обезьяна, непременно там есть что-нибудь хорошее, если их человек делал, если повнимательней, душевней отнестись, хотя, безусловно, такие работы обезьяна тоже может сделать…
Я хотел похлопать его по плечу, успокоить, но он вырвался, отбежал в конец зала и оттуда крикнул:
— Ы-ых! — подняв вверх кулак. — Вы не Федоров! Вы — другой!
А почему
Большие скорости
В купе были я и он.
Поезд мчался, и за окном, как всегда, все мелькало.
— Несется как бес, — сказал он.
— Это верно, — сказал я, — здорово несется.
— Сто двадцать километров в час, — сказал он.
— Неужели сто двадцать? — сказал я, хотя знал, что сто двадцать.
— Да, да! — сказал он. — Представьте себе! И не то еще будет!
— А что будет? — спросил я. Хотя я-то знал, конечно, что будут поезда когда-нибудь еще быстрее ездить.
— Вы «Технику — молодежи» не читали? — спросил он.
— Не читал, — сказал я. Хотя, конечно, кое-что я когда-то читал.
Он покачал головой.
— С детства не имел никакого влечения к технике, — сказал я.
— М-да… — сказал он задумчиво, — вот возьмите некоторых детей, один возится, к примеру, с разными машинами, колесиками, крутит, отвинчивает, интересуется, что там внутри. А другой ребенок, к примеру, возится с землей, копает, пересыпает землю с ладони на ладонь, как бы вроде получается — с детства в каждом заложено этакое влечение…
— В земле все дети копаются, — сказал я.
— Не скажите… — сказал он, — не скажите… Вот у вас какая профессия?
— Я с детства все рисовал, — сказал я.
— Значит, художник? — Он с любопытством стал смотреть на меня. — У меня был брат художник, — сказал он.
— Как фамилия? — спросил я.
Он назвал фамилию.
— Не знаю, — сказал я, — такого не знаю.
— Простите, а у вас какая фамилия? — спросил он.
Я назвал свою фамилию.
Она ему ничего не говорила.
— А ваша как фамилия? — спросил я.
Он назвал свою фамилию. Она мне тоже ничего не говорила.
— Я инженер, — сказал он. — Инженер по тепловентиляции. Слышали про такое?
— Конечно, слышал, — сказал я. Хотя я впервые слышал, что существуют инженеры по тепловентиляции.
— Это напрасно вы не читаете «Технику — молодежи», — сказал он.
— А вы художественную литературу читаете? — спросил я.
— Хемингуэй, — сказал он с улыбкой, — Бёлль, Фолкнер, Апдайк.
— Сэлинджер, — сказал я, и мы вместе улыбнулись.
— «Особняк», — сказал он с улыбкой.
— «Деревушка», — сказал я с улыбкой.
— «Глазами клоуна», — сказал он с улыбкой.
— «Праздник, который всегда с тобой», — сказал я с улыбкой.
— «Кентавр», — сказал он с улыбкой.
— «Люди не ангелы», — сказал я с улыбкой.
— «Люди на перепутье», — сказал он с улыбкой.
Мы вовсю улыбались.
Он мне так понравился! И я ему, видимо, тоже понравился, иначе он бы так не улыбался.
Мы с ним почти что одинаково думали. Редко я встречал человека, чтобы мы с ним почти что одинаково думали. Это было поразительно! Мы с ним почти что все читали!