Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…
Шрифт:
Через четыре года, войдя в столицу Украины в составе оккупационных войск, этот немец разыскал «женщину своей мечты». Он не был военным, занимался экспертизой картин и предметов старины и, несмотря ни на что, мечтал разыскать в Киеве свою девушку. И разыскал! Роман возобновился. С той лишь разницей, что в это время Маруся была подпольщицей. Она переехала на квартиру к своему немцу, жила с ним, как официальная любовница, страдая от ненависти жителей дома, а по ночам рылась в портфелях пьяных гостей своего возлюбленного, собирая сведения для партизан. Когда ее расстреляли, немец чуть с ума не сошел.
Что
«И, Господи прости, он хоть и фашист, но любил ее очень! – вздыхала баба Клава. – Мне было жаль этой любви! Такое я видела впервые. Их отношения не были похожи на те, к которым мы привыкли. Он боготворил Марусю, смотрел, как на икону! И, честно говоря, я ей завидовала…»
Так, медленно, шаг за шагом, Макс выудил еще несколько нестандартных историй. Вторая соседка, баба Шура, вспомнила, как во время празднования Нового года под одной крышей собралась странная компания: тот немец со своей любовницей Марусей, которую все считали «немецкой подстилкой», юная комсомолка – дочь профессора медицины, сержант Красной армии, спасенный из Дарницкого гетто, и еврейская семья, которая укрывалась в квартире бабы Шуры и таким образом смогла избежать участи своих соплеменников в Бабьем Яру. Это фантасмагорическое сборище Макс выписывал с особым трепетом и даже завидовал актерам, которым придется воплотить все психологические нюансы общения этой странной компании.
…Пересказывая все коллизии сюжета друзьям, Макс видел неподдельный интерес и чувствовал, что он на правильном пути.
Интересно, как же это все воплотилось в фильме?
…Макс крепко сцепил пальцы рук и заставил себя смотреть на экран. Титры закончились. Сейчас должен появиться подоконник в подъезде дома, где состоится разговор детей – мальчика и девочки, которые, болтая ногами, жуют не донесенную до дома маленьким испанцем французскую булку.
Но вместо этого на полный экран выплыла довольная рожа в военной фуражке. «Привет, орлы», – обратилась рожа к ребятишкам, окружившим ее во дворе. «Здравия желаем, товарищ командир», – бойко откликнулись дети. Еще через минуту рожа– ни к селу ни к городу – достала из кармана окровавленную пилотку своего боевого товарища и фотографию его жены (тоже окровавленную) и торжественно вручила все это одной из героинь со словами: «Это фото он у сердца носил!» Героиня громко зарыдала. Что-то более фальшивое трудно было придумать. Все происходило по схеме.
Чуть позже, проведя героев по коротким ситуативным сюжетам, неизвестный «соавтор» вложил в уста этой же рожи в военной форме признание в любви к главной героине, прозвучавшее примерно так: «Ты мое солнце, ты мое небо… Мы будем жить долго и счастливо…»
Макс зажал уши и опустил голову: в тексте не было ни единой его строки!
Все – «в лоб», все надуманное. Как говорил его преподаватель драматургии в театральном – «Собачья песня!»
Макс хорошо запомнил, как драматург приводил пример признания в любви – тогда они как раз писали этюд на эту тему и, конечно, на первых порах все десять студентов это признание написали именно так, «в лоб»: «Я тебя люблю» или почти так, как сказал военный главной героине – «Ты мое солнце…» И почти все получили вполне заслуженный «неуд».
Оказалось,
Но здесь ее не было!
Не было и сцены празднования Нового года. Вероятно, она не укладывалась в рамки представлений о тех временах, понятными были только «стрелялки».
С трепетом ожидал любовной сцены между главными героями. В день мобилизации парень приходит к девушке и впервые объясняется в любви.
«Я хочу быть твоей женой… – говорит она и ведет смущенного юношу в спальню. – Вас всех убьют…»
Им не до условностей – война… Так было у него.
Вот приближается эта сцена. Макс заставил себя поднять голову.
Ага, вот влюбленные признаются друг другу в любви. Немного скучно, ханжески, и стремглав несутся по разрушенным улицам Киева в… ЗАГС.
Макса разобрал смех.
Вот они прибегают, чтобы наскоро зарегистрировать брак, но строгая тетенька (Господи, какой абсурд!) говорит, что сегодня в заведении – выходной день. Влюбленные изображают крайнюю степень растерянности. И строгая служительница Гименея неожиданно дает парочке ключи от «красного уголка»: «Идите, дети, вам нужно побыть наедине!» Любовная сцена происходит в подсобке, заваленной сломанными стульями, но – под крышей ЗАГСа!
Макс захохотал, как сумасшедший. На него зацыкали.
Когда во второй части ленты началось то, чего Макс всячески пытался избежать, то, что он называл «кино и немцы» – сто раз виденные в других фильмах ситуации с отважными подпольщиками на оккупированной территории, – он встал и стал пробираться к выходу.
Это выглядело с его стороны совсем не патриотично…
Если он сейчас отправится домой, то успеет на вечернее дежурство и не потеряет свои деньги.
Было бы из-за чего их терять!
…К вечернему дежурству в гостинице он прибыл за десять минут до начала смены.
Успел быстро ополоснуться под душем в одном из свободных номеров, надеть форму – игривого вида короткий пиджачок, полосатую рубашку с голубой бабочкой и розовые брюки. Когда он впервые увидел эту униформу, его чуть не стошнило. Но теперь лишь смешило всякий раз, когда он смотрел на себя в зеркало.
Приезжих в этот период было немного. Да и номеров в этой частной обители «инакомыслящих» тоже было совсем мало – двухэтажный аккуратный особняк состоял из десяти уютных «альковов», ресторанчика и зала для проведения пресс-конференций.
Макс сидел в небольшой подсобной комнате в конце коридора. Она ему нравилась. По крайней мере, здесь тихо и никто не мешает писать, читать или думать о своем. Запросы у немногочисленных постояльцев небольшие – они слишком заняты собой. Как правило, это иностранные туристы, путешествующие вдвоем. Им не до Макса. Разве что сделают несколько заказов из ресторана. Хуже, когда клиент приезжает один и начинает искать определенного рода приключений. И желательно поблизости, так сказать – «не отходя от кассы». Тогда Максу приходится прилагать немало усилий, чтобы не начистить особо наглым рыло.