Я знаю, на что ты смотришь

Хилл Алекс

Ева растягивает губы в улыбке, опуская ресницы. Что за милая добрая мордашка? Где стерва, которую я знаю?

— Макс, давай без официоза. Все свои. «Мохнатый пупок», пожалуйста, — щебечет она.

Сбой системы! Ошибка: ноль ноль один!

— В меню нет такого коктейля.

— Ты не знаешь, как его делать? — усмехается она, глядя на меня точно на глупого ребенка. — Водка, персиковый шнапс и апельсиновый сок. Думаю, все необходимое есть у вас за баром.

— Что ты делаешь? — не выдерживаю я.

— А что не так?

— Думаешь, сменила образ и?..

— Я не

думаю, Макс, только делаю. Я не выбираю, куда идти, а просто иду. И я заебалась пытаться жить. Хочу просто жить.

Смотрю на Еву еще долю секунды, вникая в заявление. Верю ли я ее словам? Трудно сказать. Доверие вообще сложная штука. Человек может быть тебе бесконечно верен, но в какой-то момент просто взять и предать по глупости или с отчаяния. А с другой стороны… Тот, кто был абсолютно чужим, берет и просто приходит на помощь, протягивая руку. Предлагая тебе выбор: принять ее или погрязнуть в дерьме. Каждый сам решает, кто он. Каким хочет быть. Но когда вмешиваются эмоции… Все идет по пизде.

С приготовлением коктейля для ведьмы справляюсь меньше, чем за минуту. Только потому, что персиковый шнапс стоит хрен знает где. Бам! Ставлю перед Евой хайбол (прим.автора: высокий стакан, правильной цилиндрической формы), и она благодарно улыбается, прежде чем поймать губами трубочку.

— Вкусно. Спасибо.

— На здоровье.

— Ты какой-то недовольный. В чем дело?

В тебе, ебанашка! В тебе!

— Все прекрасно, — отвечаю сквозь зубы.

— Хорошо. Еще увидимся, да? Может, ты даже споешь что-нибудь? Ты ведь умеешь?

— Вряд ли…

— Бука, — говорит Ева и морщит нос.

Меня конкретно начинает бесить ее позерство.

— Прекрати, — приказ вылетает быстрее, чем я успеваю его обдумать.

— Прекратить что? — на мгновение Ева становится самой собой, белобрысой ведьмой, которую я привык видеть: безуминка в глазах и приторно сладкая улыбка. — Мне, кажется, пора, — она оглядывается на диджея. — Выберешь песню, поставим без очереди.

Ева уходит, вновь надев мантию неблядинку. Интересно, как долго она сможет ее носить?

Вечер караоке заставляет меня поймать волну ностальгии по дому. Приятное тонкое чувство, что оживляет воспоминания. Я уехал всего неделю назад, но уже соскучился по знакомым рожам. Здесь совсем другая атмосфера. Мажорчики и золотые девочки не умеют по-настоящему отдыхать. Все в телефонах, бухают со своим отражением во фронтальной камере. В чем прикол?

Песни звучат, естественно, самые новые и модные. Никакого шансона и блатняка. Спеть им что-ли «Владимирский централ»? Представляю, как они все поменяются в лицах.

Тося и Настя загораются идеей тоже что-нибудь исполнить, но никак не могут выбрать песню. Коля просто пытается переорать каждого поющего без микрофона и танцует, как червяк под током.

Короче… Дурдом на выгуле.

И только одна личность, та, что и устроила это все, ведет себя, как гребаный ангелок. Ева всем мило улыбается и мягко хохочет в микрофон. Подбадривает и делает комплименты поющим. Шутит тонко и емко над гостями, веселя народ.

Из нее получился отличный ведущий. Четко

и выдержанно. Каждая пауза и каждое слово. Для нее все это не в первый раз. Это очевидно. Тогда… Что заставило ее бросить? Или кто? Настя говорит, что в прошлом году ничего подобного не было, что Ева была той самой ебанашкой, какой и предстала передо мной.

Я уже ни черта не понимаю! Вот вообще!

За стойкой сидят два парня. Ничего особенного: дорогие рубашки, часы, модные стрижки, уложенные гелем. Они уже полчаса тянут бутылку рома и пялятся по сторонам, обсуждая девушек. И теперь добрались и до Евы.

— Ниче так цыпа, да? — говорит чмо номер один.

— Ага. Фигурка что надо. И жопа есть, и сиськи. Да и на голову пакет натянуть не хочется, — отвечает второй.

— Зато я бы ее натянул.

Челюсть сводит от злости, но я пытаюсь затушить непонятно откуда взявшуюся реакцию. Обновляю напитки ненавистным гостям и перевожу взгляд на Еву в свете белых прожекторов. Невыносимый собственнический инстинкт просыпается внезапно, и я, наконец, сознаюсь себе, что попал. Конкретно так. И хер его знает, что теперь с этим делать.

— Сделаем перерыв ненадолго. Я скоро вернусь к вам и продолжим, — говорит она и возвращает микрофон диджею, который смотрит на нее, словно на божество.

— Слышал, что о ней говорят? Красотка дает всем, кому не лень ей присунуть, — вновь оживает чмо.

— Она? Да брось. Наверное, просто слухи.

— Вот сейчас и проверим.

Парень спрыгивает с барного стула и шагает на выход к пляжу, как раз туда, куда направилась Ева. Его дружок гадко усмехается, провожая их взглядом. Руки сами сжимаются в кулаки. Хочется провернуть любимый финт Клима — схватить нож или бутылку, чтобы устроить полный беспредел, но я ведь не Никита и могу себя контролировать. Правда, не знаю, как долго.

Это не мое дело.

Повторяю себе уже в сотый, а может быть в тысячный раз.

Ева не моя девушка, даже не моя подруга. Она жила так долгое время, сама заработала себе эту славу. И причем же здесь я? Почему сердце тарабанит по ребрам, почему вены надуваются на шее? Почему я смотрю в ту сторону, где она скрылась, и ощущаю боль в ногах из-за того, что они рвутся за ней?

— Повтори, бармен. И можешь охлаждать следующую. Мой братан вернется с победой. Будем праздновать, — оставшийся козел открывает рот, и у меня рвет крышу.

С победой? Да, блять, сейчас!

Обхожу барную стойку, выцепив Колю по пути.

— Кислый, ты куда собрался?

— Прикрой меня, — смотрю ему в глаза, показывая серьезность своего намерения.

— Ты не можешь выйти через парадный. Давай назад, а потом обойдешь.

— Спасибо.

— Попытайся решить все без драки. Ударишь клиента, уволят без разбирательств.

— Понял.

Несусь на пляж. Куда она могла пойти? Пытаюсь найти ее силуэт или услышать голос. Мне противно от одной мысли, что Ева могла уже согласиться на все. Я полный придурок. Настоящий дебил. Но все равно иду по мягкому песку вдоль пустых бунгало.