Я. Истории из моей жизни
Шрифт:
Как бы там ни было, теперь это одна большая кухня. В ней две раковины — двойные. Одна большая плита — две духовки, шесть конфорок. Это была плита, на которой готовил Ладди. Ладди — мой бывший муж.
Теперь Ладди нет — он умер, а я всегда любила его плиту. И мы рассказывали его сыну и дочери или обоим вместе, что мы любим плиту, потому что она шестиконфорочная и очень удобная по своим размерам для той площади, которой мы располагали. Однажды приехал мой брат Дик и не застал никого дома. Он демонтировал плиту, погрузил ее в свой трайлер и укатил с нею. Они, вероятно, были весьма удивлены, вернувшись домой.
Как вы понимаете, вся еда готовится на большой кухне. Дик, можно сказать, живет в кухне, и кухня, можно также сказать, соответственным образом и выглядит. Помимо двух раковин, есть
Еще есть большой холодильник, установленный на массивной подставке, — это холодильник Дика. Чуть сбоку и ближе к стене стоит мой холодильник — поменьше, на такой же платформе (на случай ураганов). Холодильники эти стоят теперь по линии, где раньше была стена, разделявшая кухню и кладовую.
В моем углу кухни висят полки, на которых хранится вся фарфоровая посуда. В центре той части кухни, которая принадлежит Дику, конечно же значительно большей по размерам, стоит круглый стол, а над ним висит лампа от Тиффани. Стол этот, вокруг которого стоят четыре стула, — центр империи Дика. Уютное местечко. У него есть вкус. Здесь собираются его гости, которых медом не корми — дай поговорить. Он готовит им еду и угощает их. Его сын Тор и жена Тора, Тесс, тоже готовят и угощают. В меньшей степени функцию поваров и официантов исполняем Филлис и я. Зачастую мы вообще не общаемся с людьми, которые приходят в дом, сидят, разговаривают, выворачивают свои души наизнанку. Дик, наверно, рассказывает сюжет последней пьесы, которую он посмотрел в Уотерфорде в Центре О’Нила. Или Тор читает лекцию о ценных бумагах. Бывает, что гости задерживаются. Безусловно, территория Дика — центр дома. Конечно, мы не всегда выходим к ним, но мы их слышим. В кухне нет двери, в буфетной — тоже.
Двери как таковой нет, но есть дверной проем, через который из кухни можно попасть сразу в столовую большой дружной семьи. В былое время дверь все-таки была — со створками, на пружинах. Но она почему-то раздражала Дика, и он ее снял.
Филлис и я угощаем наших гостей либо в столовой, либо снаружи, на веранде, куда есть выход из столовой. Разумеется, мы все равно слышим нескончаемые кухонные разговоры. Атмосфера, сравнимая с ресторанной.
Потом мы спим в наших старых комнатах: я в восточном крыле, на втором этаже.
Дик и Тор — на верхнем этаже, соответственно в восточном и западном крыле.
Мы все здесь, как бы ни складывалась жизнь — к лучшему или к худшему.
Именно здесь я провожу свое свободное время.
Понимаете — это мой фамильный дом.
Чуточку странно, но это вроде бы помогает.
Дик здесь живет.
Я наезжаю — на долгие выходные.
Брин Mop
Я училась в колледже Брин Мор. В классе выпуска 1928 года. Сначала я жила в комнате общежития, совмещенной со спальней, — первый этаж, первая дверь справа. Пембрук — Уэст. Существовал также Пембрук-Ист, между ними — проход, а над ними — огромнейшая столовая. Мои подруги из школы Этель Уокер жили в другом помещении — Мэрион. В течение нескольких лет не посещая школу, я с трудом общалась с множеством малознакомых девочек. Спать ложилась очень рано. Вставала в четыре или в половине пятого, шла в конец здания, в ванную комнату, и принимала контрастный душ. Завтрак мой обычно состоял из фруктов, хлеба и молока, поэтому я могла завтракать одна в своей комнате, тем самым избегая необходимости находиться в обществе слишком большого количества девочек. Потом я вообще перестала ходить в столовую. Как-то в самом начале семестра я зашла туда и направилась к столу для живущих в Пембрук-Уэст. На мне была французская голубого цвета юбка-клеш, застегивавшаяся спереди на большущие белые пуговицы, и исландский сине-белый свитер, модный в то время. Я, конечно, не считала себя красивой. К своему ужасу, я услышала, как кто-то, сидевший за столиком, где мне надлежало сидеть, произнес — с характерным
Я чуть не упала замертво. Бог видит — я не считала себя красавицей. О Боже! Вовсе нет. Не замедляя шага, я приближалась к своему столику. Села. Стала завтракать. В тот год я больше ни разу не появлялась в столовой.
Обычно я ела со своими подругами в Мэрион либо у себя в комнате, покупая себе обед в буфете колледжа. Папа выдавал мне семьдесят пять долларов на месяц, а еда тогда не была такой дорогой.
Впервые я отправилась в Европу вместе со своей подругой Алисой Палаш после окончания первого курса колледжа — в 1925 году. У меня было 500 долларов, у нее — 750. Путешествовать по Англии мы намеревались на велосипедах, но когда, сойдя с парохода, ехали поездом в Лондон, то пришли в ужас от обилия холмов и маленьких горок, а потому решили купить машину и ночевать либо в салоне, либо прямо на земле, либо на сене, чтобы тем самым свести к минимуму расходы. Для Палаш это было мучение, поскольку по утрам она любила пить кофе. Я тогда еще не пила кофе — довольствовалась фруктами, хлебом и холодным молоком. В сущности, мне не хватало только одного: контрастного душа.
Иногда мы решали как следует поесть и тогда шли «мыть руки», а если поблизости оказывалась колонка, я сбрасывала с себя платье, садилась на корточки и освежалась холодными брызгами из-под крана. Со мной во время путешествия всегда было полотенце. Было весело. Мы объездили всю Англию, побывали в Уэльсе и Шотландии. Вернувшись в Лондон, мы продали машину дороже, чем купили, что, конечно, было большой удачей.
Мы тогда побывали в Париже — жили в гостинице «Каир» на бульваре Распай. Напротив был маленький ресторан, и мы питались преимущественно в нем. Садились за столиком возле длинного настенного зеркала, и Палаш начинала раздражаться, поскольку ей казалось, будто я занята исключительно тем, что смотрю на себя в это зеркало, без устали изучая выражение своего лица.
Мы исходили весь город, что, конечно, было весьма интересно. Домой уезжали без гроша в кармане.
Во второй год своей учебы я жила вдвоем с девушкой, с которой уже успела познакомиться, и это меня вполне устраивало. Постепенно я все-таки привыкла ко всем девочкам, надо полагать, и они привыкли ко мне. У нас была своя небольшая компания. Куда как легче жить, когда можешь рассчитывать на чью-нибудь поддержку. Члены той компании — каждый в меру нашей раскиданности — остались моими друзьями, особенно те, кто живет в штате Коннектикут или Нью-Йорке. Последние три года, проведенные мной в Брин Мор, уже не были для меня тягостными. Не будучи занятой ни в каком кружке, я тем не менее участвовала в нескольких театральных постановках, очень веселых. Я дурачилась со своими приятелями и много смеялась. У одной из подруг (Либ Ретт) была машина. О, какое наслаждение! Куда мы только не ездили!
Я сыграла главную роль в одной пьесе — «Правда о Блейдах» А. А. Милна. Роль мальчика-подростка. Мне пришлось надеть на себя парик, чтобы прикрыть мои длинные волосы. Помню один случай, когда мы играли спектакль в нью-йоркском «Колони Клаб». С горем пополам мне удалось-таки засунуть руку в карман брюк и сесть. Спустя короткое время я попыталась вынуть руку из кармана. Тщетно. Еще раз. Еще и еще раз. Я немного стушевалась и все дергала и дергала из кармана руку. Публика покатывалась со смеху.
Я играла также Терезу в «Колыбельной песне» Мартинеса Сьерры.
В год окончания колледжа я сыграла Пандору в «Женщине в лунном свете» Джона Лили. Этот спектакль был частью большой программы по случаю Майского Дня. Он ставился на подмостках крытой аркады библиотеки, нас освещало солнце. Пьеса к тому времени еще ни разу не ставилась в нашей стране, поэтому вызвала неподдельный интерес.
На эту роль, кажется, меня выбрал Сэмюэл Артур Кинг. Доктор Кинг вел у нас курс ораторского искусства, посещение которого было обязательным. Занятия мне очень нравились. Доктора Кинга пригласил в колледж М. Кэри Томас, бывший директор Брин Мора, большой знаток американской речи и ее неудачного воспроизведения. Мама и Папа также следили за правильной речью и часто напоминали нам, что четкое, хорошее произношение характеризует человека с самой выгодной стороны.