Я. Люди. События. История первая
Шрифт:
– Не паясничай, говори по существу!
– приказал отец.
И я начал рассказывать об убийстве Трофима Ильича Нестерова. Саможенова нервничала, но вида не подавала.
– ... Я не сразу связал два кожаных портфеля. Признаюсь - вещица редкая, я весь город оббегал, пока нашел. Очень хотел угодить отцу. Он давно мечтал о таком министерском портфеле. Кто-то мечтает об учебе за границей, у кого-то мечты более приземленные... Уж не знаю, как Анастасия Олеговна вышла на Буточкина, возможно, они случайно встретились, тот проболтался, что держит в доме огнестрельное оружие. Идея избавиться от тебя, папа, чужими руками созрела быстро.
– А ты-то тут причем?
– спросил Славка.
– Я-то? Буточкин меня знал, я дружил с его сыном. Когда я заговорил с мужчиной, он принял его за моего отца, которого хотел убить из своего трофейного пистолета.
– Я не знаю никакого Буточкина!
– заявила Саможенова.
– Буточкин признался?
– спросил отец, не обратив внимания на ее заявление.
– Он уже ни в чем не признается. Его отравили. Это вы его отравили, Анастасия Олеговна? Боялись, что он вас выдаст?
– Ты бредишь, мальчик. Тебе надо серьезно лечиться.
– Я уже понял - мне надо лечиться. А вам? Что надо вам? Вам надо жить припеваючи в капиталистической стране? Ваш бывший муж - предатель, и вы недалеко от него ушли. Он хотя бы не убийца.
Не знаю, что больше поразило моего отца - что его любимая женщина хотела его убить, и в итоге пострадал ни в чем неповинный человек, или то, что крупная сумма денег была обманным путем присвоена пасынком? Или, что более вероятно: его любимая женщина хотела предать свою Родину?!
– Я не верю, - пробормотал отец, глядя в пол. Он сидел на стуле. Кисти рук были зажаты между коленей.
После его слов Саможенова присела на корточки рядом с ним и стала уверять в своей невиновности. Отец молчал. Она убеждала.
Я нашел выход.
– Я сейчас звоню в милицию. Наверное, на квартире убитого Буточкина обнаружены следы пребывания... другого человека. Пусть проверят, не бывала ли в его квартире Саможенова Анастасия Олеговна. Если ее присутствие в квартире Буточкина не подтвердится, то я забираю свои слова обратно. И принесу глубочайшие извинения... Вы согласны с таким предложением, Анастасия Олеговна?
– С... согласна, - слегка заикаясь, произнесла она, - там ничего не может быть... Я там никогда не была...
Ее лицо "горело огнем", а я, несмотря на серьезность момента, шутя сравнил лицо Саможеновой с красным пионерским галстуком. Еще и мысленно процитировал: "Как повяжешь галстук, береги его - он ведь с красным знаменем цвета одного"...
В квартире погибшего Буточкина в мусорном ведре была найдена разорванная записка. Смысла было не разобрать, так, отдельные фразы, но установить личность писавшего вполне возможно благодаря графологической экспертизе.
Графологическая экспертиза установила, что записка написана рукой Саможеновой.
На расческе в ванной были обнаружены волосы. Эксперт установил, кому принадлежат эти волосы. Саможеновой.
В руках отравителя, который добавил в водку крысиный яд, уничтожил отпечатки пальцев - не очень качественно - и поставил бутылку в холодильник. Хорошо знал психологию пьяницы, который долго воздерживался от возлияний до операции. После выполнения операции он обязательно расслабится...
Следствие тянулось полгода. Еще две недели длился суд над убийцей.
Отец отказался посещать судебные заседания. А я посещал регулярно лишь с одной целью - хотел спросить у убийцы: неужели она думала, что ей все сойдет с рук? Мне удалось задать ей этот вопрос в перерыве заседания. Саможенова с ненавистью взглянула на меня и процедила сквозь зубы:
– Будь ты проклят.
Мне стало не по себе. Но успокаивало одно - мой отец жив. И относительно здоров. Да, здоровье его было подорвано несмотря на то, что после всех событий мы на все лето уехали в тихий южный город. Я уговорил отца наконец-то взять отпуск. Он не отдыхал ни разу после увольнения из армии.
Мы сняли комнату и предались ничегонеделанию. О прошлом старались не вспоминать. Но однажды отец сам заговорил на "больную" тему.
– Хочу тебе признаться, что хотел оформить опекунство над Вячеславом. Ему необходимо мужское воспитание. Предложил ему, но он отказался.
– И где же он теперь? В детском доме?
– Живет у матери своего отца, у своей бабки. Где-то в Сибири.
– Давай забудем обо всем.
– Давай... Но...
– Ты же обещал забыть, больше не говорить на эту тему.
– Я не о... теме, я о тебе хотел сказать. Всё думал, как у тебя... все так легко получилось?
– Ты о расследовании?
– О чем же еще. Ты еще мальчишка, а утер нос профессионалам.
– Сам не пойму, как это получилось. Само собой вышло...
– Само собой только бурьян растет. Тут все сложнее. И я огорчен.
– Вот те раз, - хмыкнул я, расставаясь с "нимбом на голове".
– Я сейчас объясню. Я твой отец...
– Приятно познакомиться, - раскланялся я. - Жаль, что мы встретились только через пятнадцать лет со дня моего рождения.
– Хохмач ты, Ромка! И как в тебе уживаются два человека: серьезный сообразительный человек с тонким логическим мышлением, погруженный в свои мысли, и первый заводила класса, весельчак и балагур. И получается, что спустя столько лет я впервые познакомился с тобой другим. Раньше я не догадывался, что есть другой Ромка - взрослый и разумный человек, который смотрит на многие вещи под прямым углом, поэтому приходит к разгадке тайны раньше других, идущих окольными путями.
– А может, всё гораздо проще - у сотрудников милиции в разработке масса уголовных дел, то ли дело я, любознательный подросток пятнадцати лет, у которого... гуляет ветер в голове... Я мог сосредоточиться на преступлении, погрузиться в него. Я ни на что другое не отвлекался. Иногда мне казалось, что во время подготовки к преступлению и во время совершения преступления я находился рядом с преступником, видел все своими глазами. И мое погружение в ту атмосферу дало положительный результат. Главным было отвлечься от своей, личной реальности...